Он всегда любил эту часть Стокгольма. Особенно в детстве, когда у причалов стояли пароходы с товарами из дальних стран. Теперь редко увидишь настоящие океанские пароходы, их заменили паромы для любителей выпивки с островов. Хороша замена... И вымирает старая гвардия докеров и моряков, без которых порт совсем не тот.
Сегодня Мартин Бек получал удовольствие от прогулки, шагал быстро, целеустремленно, думая о своем.
Эти упорные слухи о предстоящем повышении... Вот уж некстати. Мартин Бек пуще всего на свете боялся такой должности, которая прикует его к письменному столу. Он всегда предпочитал работать, как говорится, на объекте, дорожил возможностью приходить и уходить когда заблагорассудится.
Мысль о большом кабинете — длинный стол, две картины на стенах (подлинники), вращающийся стул, кресла для посетителей, уголок для пишущей машинки, личный секретарь — эта мысль сегодня страшила его куда больше, чем неделю назад. В конце концов, может быть, не все равно, как сложится его жизнь в дальнейшем...
Полчаса быстрого хода — и вот он у цели.
Старый пакгауз был явно обречен на снос, он не предназначался для контейнерных перевозок и вообще не отвечал современным требованиям.
Ничего похожего на кипучую деятельность... Закуток заведующего складом пуст, стекла, через которые высокое начальство некогда наблюдало за работой, пыльные. Одно и вовсе разбито. Календарь на стене — двухлетней давности.
Рядом с горкой штучного груза стоял электропогрузчик, а позади него Мартин Бек увидел двух рабочих, один был в оранжевом комбинезоне, другой в сером халате. Первый — совсем молодой, другому можно было на вид дать все семьдесят. Они сидели на пластиковых канистрах, между ними стоял опрокинутый ящик. Младший покуривал, читая вечернюю газету.
Рабочие безучастно посмотрели на Мартина Бека; правда, младший выплюнул окурок и растер его каблуком.
— Курить в пакгаузе, — покачал головой старший. — Да знаешь, что тебе за это было бы...
— ...раньше, — кисло договорил за него младший. — Так ведь то раньше, а мы живем теперь, или ты этого до сих пор не усек, старый хрыч?
Он повернулся к Мартину Беку:
— А вам что тут надо? Посторонним вход воспрещен. Вон и на двери написано. Может, вы читать не умеете?
Мартин Бек вытащил бумажник и показал удостоверение.
— Легавый, — процедил младший.
Старик ничего не сказал, но уставился в землю и отхаркался, словно для плевка.
— Вы здесь давно работаете?
— Семь дней, — сказал младший. — И завтра конец, уж лучше вернусь на грузовой автовокзал. А вам зачем?
Не дождавшись ответа, парень добавил:
— Здесь скоро вообще всему конец. А дед вот помнит еще времена, когда в этой чертовой развалюхе вкалывали двадцать пять работяг и два десятника покрикивали. Он мне об этом раз двести толковал.
— Тогда он, наверно, помнит рабочего по фамилии Свярд. Карл Эдвин Свярд.
Старик поднял на Мартина Бека мутные глаза.
— А что стряслось? Я ничего не знаю.
Все ясно: из конторы уже передали, что полиция ищет кого-нибудь, кто помнит Свярда.
— Помер он, Свярд, помер, давно похоронили, — ответил Мартин Бек.
— Помер? Вот оно что... Ну, тогда я его помню.
— Не заливай, дед, — вмешался парень. — А кого Юханссон на днях расспрашивал? И никакого толку не добился. У тебя паутина в мозгах.
Видно, он решил, что Мартина Бека можно не опасаться, потому что спокойно закурил новую сигарету и продолжал:
— Я вам точно говорю, дед из ума выжил. На следующей неделе увольняют, с нового года будет пенсию получать. Если доживет.
— У меня с памятью все в порядке, — оскорбленно возразил старик. — И уж кого-кого, а Калле Свярда я хорошо помню. Да только мне никто не сказал, что он помер. Мартин Бек молча слушал.
— На том свете и фараон тебя не достанет, — философски заключил старик.
Парень встал, взял канистру и зашагал к воротам.
— Скорей бы этот чертов грузовик пришел, — пробурчал он. — А то в этом доме престарелых сам плесенью обрастешь.
— Что за человек он был, этот Калле Свярд? — спросил Мартин Бек.
Старик покачал головой, опять отхаркался и чуть не попал плевком в правый ботинок Мартина Бека.
— Какой человек? Это все, что тебе надо знать?
— Все.
— А он точно помер?
— Точно.
— В таком случае разрешите доложить, что Калле Свярд был первый подонок во всей этой дерьмовой стране. То есть я другого такого подонка не встречал.
— Что же в нем такого особенного было, в этом Свярде?
— Особенного? Да уж что верно, то верно — лентяй он был особенный, другого такого не сыщешь. А еще скупердяй, какого свет не видел, и никудышный товарищ. От него, хоть ты помирай, глотка воды не дождешься.
Он помолчал, затем плутовато добавил:
— Правда, кое в чем он был молодец.
— Например?
Старик отвел глаза, помялся, потом сказал:
— Например?"Да хоть лизать корму начальству. И спихивать на других свою работу. Больным прикидываться. Опять же инвалидность ухитрился вовремя получить, не стал дожидаться, когда его уволят.
Мартин Бек сел на ящик.
— А ведь ты не это хотел сказать.
— Я?
— Да, ты.
— А Калле точно отдал концы?
— Умер. Слово.