Тем не менее ее правление было отнюдь не бесконфликтным. Театральные прогоны с ожиданием вердикта министра – разрешит или запретит – еще одна весьма драматическая, хоть и часто сокрытая страница в жизни любого театра. Хроника не сохранила нам трудностей министерской жизни, комментарий к ее деятельности 70-х можно найти разве что в фольклоре:
В октябре 1973 года Фурцева с необычайным воодушевлением открывала новое здание МХАТа на Тверском бульваре, не зная, что именно на этой сцене год спустя будут прощаться с нею.
О том дне, 24 октября 1974 года, до сей поры гадают, есть ли какая-нибудь тайна в ее смерти. Пройдя множество инстанций, можно верить лишь медицинскому свидетельству – «острая сердечная недостаточность». Сердце не выдержало: она ведь давно металась между своим партийным долгом и новой, необычной и прекрасной жизнью, которая так властно захватила ее.
…Отчего десятилетия спустя мы вспоминаем о Фурцевой, напрочь забыв имена ее преемников? Может, оттого, что она была Личностью и она была Женщиной. А взлет нашего искусства 60-х—70-х и ее вознес на высоту, которую бы ей никогда не достичь в партийных доспехах.
Галина Долматовская
Досье: Обретенная легенда
Писать о Толкине – дело неблагодарное. Толкинистам угодить невозможно, у каждого из них свое представление о Средиземье и его обитателях, и любые попытки непосвященных вторгнуться в мир избранных воспринимаются в штыки. С другой стороны, отношение нетолкинистской публики к произведениям Толкина можно охарактеризовать, скорее, как скептическое – сдержанное или активное, в зависимости от характера и ознакомленности читателя с предметом. Остается надеяться, что между толкинистами и «антитолкинистами» существует прослойка населения, которая знакома с трудами английского писателя, но при этом может слышать его имя, не впадая ни в восторженный экстаз, ни в слепую ярость.
Несмотря на большое разнообразие клубов, обществ и сайтов поклонников Толкина в России, в нашей стране ощущается явный недостаток профессионального литературоведческого, лингвистического и философского внимания к писателю, давно считающемуся классиком английской литературы как в Великобритании, так и в США. И если в западной исследовательской литературе уже никого не удивляют статьи, прослеживающие неоплатонические корни толкинизма или анализирующие его труды по схеме архетипов Проппа, то в России изучение его творчества до последнего времени все больше сводилось к критике существующих переводов и к использованию имен персонажей (не всегда по назначению). Сейчас, правда, появляется все больше статей, авторами которых являются люди, хорошо знакомые не только с текстами самого Толкина, но и с германской литературой и филологией в целом, хотя большая их часть доступна только в Интернете.
К сожалению, серьезные англоязычные литературоведческие исследования жизни и творчества Толкина до сих пор не переведены. Поэтому нередко даже верные последователи Гэндальфа и Арагорна несколько туманно представляют себе, откуда эти самые Гэндальф и Арагорн взялись и каковы, так сказать, три источника толкинизма.
В восприятие Толкина некоторую путаницу вносит появившаяся в России одновременно с толкиноманией мода на кельтскую культуру. Начавшись с ирландских пабов, любовь ко всему ирландско-шотландскому распространилась также и на музыку, а сугубо ирландский день Святого Патрика стал у нас практически национальным праздником. В сознании многих из нас два явления, пришедшие с Британских островов и сопровождавшиеся потоком слов на непонятных языках и эстетикой воинов, мечей, красивых шрифтов и орнаментов, слились в одно. Более того, большинство древних героических или загадочных достижений Западной Европы стали приписываться кельтским народам, зачастую не имеющим к ним никакого отношения (например, возведение Стоунхенджа). Однако мифология толкинского Средиземья имеет мало общего с кельтской культурой. Чтобы восстановить справедливость, необходимо обратиться к тому, чем занимался Толкин помимо написания «Хоббита» и «Властелина Колец», а также немного вспомнить раннюю английскую историю.