Журналист

Павлик стал смотреть в иллюминатор на многочисленные проплешины в сплошном ковре тайги, а оператор Шон начал надевать какое-то каскадерское снаряжение из тросов и карабинов. Нацепив этот обвес, он пристегнул к нему на тросике свою камеру, а Хенрик прицепил его за спину к страховочному тросу, другой конец которого застегнул за крепление в борту самолета напротив входного люка. Затем Шон открыл люк и отважно высунулся за борт. Павлика, который в первый раз поднялся в воздух выше, чем на карусели, от одного этого вида стошнило прямо на пол пассажирского салона. Остаток полета он старался дышать пореже, чтобы минимизировать воздействие на свое обоняние извергнутых завтрака, коньяка и шоколада с морской капустой. Шон летал над тайгой «под крылом самолета» минут сорок, после чего дернул за сигнальный шнур, и Хенрик втянул его обратно в салон. Задраив люк, отчаянные разведчики шведского мебельного концерна сели на скамейки и тоже прилипли к иллюминаторам.

— Быффает! — улыбнулся Хенрик Пашке, кивнув на лужу блевотины под его ногами. — Ф перффый раз летишь?

— Ага, в первый, — смущенно кивнул Павлик и, повернувшись к Шону, спросил: — А не страшно ему так за бортом болтаться?

Швед перевел британцу вопрос и затем перевел Павлику ответ:

— Привык. Шон двадцать лет съемкой занимается, и часто — в экстремальных условиях. Это еще нормальные были условия.

— Игорь! Слева! Сын! Нет! — заорал в рацию Кабанов и стукнул по приборной доске кулаком. — Егор, давай на посадку. Там лесовоз Игоря протаранил, надеюсь живы все! Рация не отвечает.

Едва выйдя из кабины севшего на летное поле кукурузника, Кабанов достал мобильник и позвонил сыну. Ответил напарник того Алексей Черемухин. Оказалось, бандиты на лесовозе снесли внедорожник «тигров» с наезженной колеи и рванули к трассе. Игоря Кабанова и еще одного «тигра», сидевших с той стороны машины, куда пришелся удар капота «Урала», пришлось выковыривать из салона троим уцелевшим инспекторам. Затем двое понесли раненых к трассе на закорках, а третий — тот самый Черемухин — шел следом и звонил в 03. Скорая помощь приехала к повороту в лес (по лесной дороге без «передка» ехать нечего было и думать, так что перенос пострадавших на руках до трассы был единственно верным решением), когда Черемухин как раз докладывал обстановку приземлившемуся Анатолию Кабанову.

Улов у «кедров» в этот день был богатый: лишь один лесовоз с бандитами сумел вырваться из ловушки, тогда как еще шесть «Уралов», 12 бульдозеров, два автокрана, вагончики-теплушки и под сотню переносного инструмента было конфисковано и доставлено на арестплощадку специнспекции «Тигр». Сами работяги-лесорубы, расписавшись в протоколах, были отпущены, а по следу сбежавших бандюков были «брошены все силы милиции», как клятвенно заверил Кабанца «в присутствии прессы» (в лице Павлика с диктофоном) глава города Дальнереченска.

Увы, это не помогло. Сын старого инспектора скончался в больнице от полученных травм. Второй пострадавший получил инвалидность. Сбежавших мафиози так и не нашли (да и не выяснили достоверно, кого именно надо искать). Зато прокуратура успешно возбудила уголовное дело по заявлению Дуба о необоснованном применении оружия. И «сайги» у «Тигров» официально отобрали, а также запретили им останавливать лесовозы на трассе в отсутствие инспектора ГАИ.

Обо всем этом Павлик подробно рассказал в своем репортаже в «МК», за который получил по 8 рублей за строчку. Репортаж немного помог: уголовное дело против «тигров» было закрыто. Но карабины им так и не вернули. С тех пор грозная специнспекция могла лишь скрипеть зубами, глядя на колонны лесовозов, полных ворованного дуба и кедра, направлявшихся к китайской границе. И да, завод IKEA в итоге был открыт в Китае.

Глава 8

О любви

Рано утром в понедельник 20 декабря 1999 года Павлик вышел из общежития №3, чтобы отправиться на открывающий зачетную неделю зачет по предмету «Журналистика и право», и его взгляду открылась удивительная картина. В могучем белом сугробе, что высился на дальней от общаги обочине улицы Пограничной, полуметровыми буквами было написано «Лена! Я тебя люблю!». Оригинальности фразе придавал способ ее написания — точнее было бы сказать «написсания» — струей желтой мочи. Автор произведения явно долго тренировался и достиг очень серьезных художественных результатов: надпись была выполнена ровным, хорошо поставленным почерком и даже с завитушками.

— Я ссаниной только слово Х*Й могу писать! — восхитился таланту неизвестного мастера-начертателя Тимсон Хабаров, который вышел из общаги вместе с Павликом, чтобы пойти на свой зачетпо политологии в гуманитарный корпус ДВГУ.

Павлик же мысленно проследил, из какого окна желтая фраза на белом снегу будет лучше всего видна, и понял, что чисто теоретически получателем любовного признания могла бы быть его однокурсница Лена Стогова. «А ведь и я мог бы… мог бы», — с сожалением подумал Павлик, вспоминая, как позапрошлой осенью из возрастных соображений остановил свои ухаживания за красавицей Леной буквально в зародыше.