Читаем Журналистика и разведка полностью

Меня устраивали любой день и время. Только бы понять, что произошло. Неужели оправдают, признав ошибку? Или просто объяснят, в чем моя вина? Точно в назначенный час я стоял в одном из подъездов знакомого огромного здания на Лубянке, с которым связано море искалеченных человеческих судеб. Ждать пришлось не больше минуты. Человек с военной выправкой бывалого офицера спустился со ступеней лестницы, осведомился, кто я, и протянул вооруженной охране заготовленный на меня заранее пропуск. Наверху в довольно большом кабинете меня встретили двое - Феликс Эдмундович Дзержинский, чей внушительный портрет висел на стене, и солидный мужчина в штатском. Выйдя из-за стола, он представился: Борис Семенович Иванов.

Это имя мне ничего не говорило, а он не горел желанием раскрыть скобки неизвестности вокруг собственной персоны. Знание пришло позже, через несколько дней. Мой собеседник оказался генералом и руководителем страшного подразделения - службы собственной безопасности в рядах советской разведки. В задачу его сотрудников входило следить за многочисленной армией советских разведчиков, с тем чтобы во время раскрыть потенциальных предателей и помешать им бежать на Запад. Контрразведчиков в разведке боялись в посольствах все, не исключая самих послов. Что касается лично Бориса Семеновича, то он пользовался у руководства КГБ заслуженным авторитетом. Когда политбюро, санкционировав в конце семидесятых ввод советских войск в Афганистан, увязло там, как в топком болоте, Андропов послал туда Бориса Семеновича в качестве "разъездного резидента".

Хозяин кабинета в обращении со мной был сама любезность.

- Садитесь, тезка. Как себя чувствуете? Я слышал, вы сильно болели.

Я невольно подумал: знают все, даже о нервном срыве. Вот уж по-настоящему обложили, как охотники медведя в берлоге.

И тут же он, не дав мне ответить, перешел к делу.

- Руководство поручило мне встретиться с вами и объяснить ситуацию. Зря вы плохо подумали о нашем резиденте. Он не причастен к отзыву. Это целиком инициатива Центра.

Я не выдержал:

- Что же заставило вас поломать мне судьбу?

- Поломать судьбу? Я бы так не сказал. Все как раз наоборот - мы спасли вас. Наш источник в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли сообщил, что против вас в Австралии готовится провокация. Вас хотели завербовать или вынудить к бегству на Запад.

- Почему же вы не сказали об этом сразу после моего возвращения? Я не стал бы обращаться к Юрию Владимировичу. Да и как мне быть теперь? В ТАСС меня лишили всего, что я достиг почти за четверть века работы. Жену же вообще обрекли на безработицу.

- Да, мы тут не досмотрели. Поймите правильно, наши работники тоже люди и тоже порой делают ошибки. Вас спасли, а за дальнейшим не проследили. Я исправлю это, позвоню Замятину. Кстати, ваша жена, кажется, работала раньше в управлении по обслуживанию дипломатического корпуса МИД? Она может не беспокоиться. Если пожелает, ее возьмут на работу обратно. Дома нам не приходится опасаться провокаций. Для этого мы достаточно сильны.

Я подумал: все, разговор исчерпан, пора прощаться, генерал сверхзанятый человек. Борис Семенович как бы угадал мои мысли.

- Задержу вас еще несколько минут. Давайте вместе подумаем о легенде, как нам следует объяснить в журналистских кругах ваш досрочный отзыв.

- Не имею понятия. Вам виднее, так что решайте сами.

Я так никогда не узнал, какого рода слух распустили обо мне по Москве. Надеюсь, более безобидный, чем о бывшем после в Австралии Месяцеве. По пути домой думалось о другом: план моей вербовки - что это, тоже неуклюжая легенда или в самом деле у КГБ есть свой человек в штаб-квартире ЦРУ? Достоверный ответ остается для меня неизвестным и сегодня, спустя много лет.

Генерал Иванов оказался человеком слова. Мою жену пригласили снова на работу в управление по обслуживанию дипломатических кадров МИД. Позвонил он, видимо, и Замятину. Через пару-тройку месяцев меня сделали заведующим объединенной редакцией информации на заграницу - одного из ключевых подразделений ТАСС. Перемены в судьбе дали сразу же положительный результат: в квартире опять начал регулярно звонить телефон. Слава Андропову, Иванову и тем сотрудникам меньших рангов, кто, слегка придушив меня, не затянул до отказа удавку на шее!

В КОРРИДОРАХ КРЕМЛЯ И КГБ

НЕУДАЧНАЯ ЛЮБОВЬ ОЛЕЧКИ РУСАКОВОЙ

Перейти на страницу:

Похожие книги

Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо

Александр Абдулов – романтик, красавец, любимец миллионов женщин. Его трогательные роли в мелодрамах будоражили сердца. По нему вздыхали поклонницы, им любовались, как шедевром природы. Он остался в памяти благодарных зрителей как чуткий, нежный, влюбчивый юноша, способный, между тем к сильным и смелым поступкам.Его первая жена – первая советская красавица, нежная и милая «Констанция», Ирина Алферова. Звездная пара была едва ли не эталоном человеческой красоты и гармонии. А между тем Абдулов с блеском сыграл и множество драматических ролей, и за кулисами жизнь его была насыщена горькими драмами, разлуками и изменами. Он вынес все и до последнего дня остался верен своему имиджу, остался неподражаемо красивым, овеянным ореолом светлой и немного наивной романтики…

Сергей Александрович Соловьёв

Биографии и Мемуары / Публицистика / Кино / Театр / Прочее / Документальное