Журналисты не отдыхают

Были воздухоплаватели.Шик и почет.Как шкатулки из платины —Наперечет.Гордецы. КомандорыЗастольных шумих.Суеверны, как вдовы.Красивы, как миф.Кавалеры, гусары.Знатоки мишуры.

Непременно усаты.Абсолютно храбры.Кожей курток похрустывая,Шли навстречу громам.Словно в ложе прокрустово,Влезали в «Фарман».И летали, касатики!И кричали, паря.Были выше Искакия.Были выше царя!Уговоров не слушались,

И, познав круговерть,Обрывались и рушилисьНа Российскую твердьУходили до срокаБез чумы, без войны.Чаще в землю намного,Чем в большие чины.[13]

— Здорово! Типичный футуризм. Это ты написал?

Отступать уже было некуда и я взял авторство на себя.

— Только ты как-то из отдаления смотришь. Будто это не ты видел. Впрочем, ты ведь из Америки.

За таким вот высоко-духовным разговором мы сошли с трамвая и оказались на улице, которая в моё время носило имя мятежника Рылеева. Сейчас она называлась Пантелеймоновской.

— А ты где живешь? — Спросила меня Светлана.

— В гостинице, названия не знаю, но она на Загородном проспекте.

— Ты что, купец-миллионщик, чтобы в гостинице жить?

— Так я первый день в Петрограде, куда мне ещё?

— Ладно, тут я могу тебе помочь. У меня одна подруга из курсов с квартиры съехала, хозяйка сейчас её сдает. Посиди вот в трактире, попей чаю, я скоро вернусь. А то моя хозяйка, старая дева, требует, чтобы у меня в гостях не было мужчин.

Я успел выпить чашку чая, когда нарисовалась Светлана. Честно говоря, я её сразу и не узнал. Теперь это была интеллигентная девушка в строгом английском костюме и какой-то навороченной шляпке. Что самое интересное, на ней были очки.

— Ты что плохо видишь?

— Да нет, для создания образа.

— Понятно. В Америке это называется «имидж».

Двинулись на трамвай и в итоге круг моего путешествия по Питеру почти замкнулся. Мы оказались на улице Достоевского. К моему удивлению, она и сейчас носила это название[14]

. Вот тут-то я знал каждый дом.

Встретила нас дама бальзаковского возраста, которая отнеслась ко мне очень доброжелательно. За комнату запросила 17 рублей в месяц «при прислуге». То есть, хозяйская горничная у меня будет убирать и должна была подавать чай. Можно было договориться и об обедах, но я от этого отказался, потому что жизнь мне явно предстояла бурная — и возвращаться на обед у меня времени не было.

Я сперва несколько ошалел от такого сервиса, но потом прикинул. Это в моем времени у каждого имеется газовая или электрическая плита и микроволновка. А вот в этом времени как заварить чаек? Надо, по минимуму, разжечь самовар. Я уж не говорю, если захочется покушать. Тогда вообще печку надо разжигать. А для этого нужно что-то горящее. Типа дров. То есть, об этом должна голова болеть[15]. Так что я ещё дешево отделался. Самое ценное — в доме имелось электричество. Правда, как оказалось, освещение сводилось к одинокой лампочке ватт в 40, горящей красноватым светом. Но вообще-то во многих домах даже в центре было газовое освещение.

В общем, с хатой разобрались. Но тут я озадачил свою подругу вопросом — а где можно купить или взять напрокат печатную машинку? Повторять страдания книжных попаданцев, которые мучились от писания пером, я не собирался. Вот почему ни один из них, оказавшийся во времена Сталина, не попросил подогнать ему печатную машинку? Это, конечно, не ноут, но и не перышком карябать.

Как выяснилось, машинки давались напрокат по вполне божеской цене. Я взял «Ремингтон», знакомый мне и по той жизни. Тяжелая, зараза, но ладно.

Простая классовая война

— Вот нам говорят, что нужна война до победного конца. А вот зачем вам война? — Я обратился к одному из рабочих.

— Вот тебе она нужна?

— Да на хрена мне она!

— Вот именно. Вам она не нужна. Она нужна только буржуям, которые на ней наживаются. Так что все поднимаемся против этой власти!

Я выступал на митинге на одном из заводов Выборгской стороны. Если уж вступил в анархисты, то надо это дело отбивать. Благо, я читал про методы Троцкого и Гитлера и говорить на публике умел.