Журналюга

«Интересно, что делает такая молодая и эффектная женщина в этой самой обыкновенной средней школе? — размышлял он чуть позже. — Даже если Лидия Львовна закончила всего лишь педагогический вуз, а не Институт иностранных языков имени Мориса Тореза, то все равно могла найти себе место и получше. С такими-то формами и таким точеным, красивым лицом! И почему она не замужем — обручального кольца на пальце нет. Наверняка у нее было много ухажеров — яркая красота и молодость всегда привлекают внимание мужчин, Значит, имелся выбор… Скорее всего, ее уже звали замуж, делали предложение, но она, похоже, всем отказала. Почему? Неужели не нашлось достойного мужчины — по вкусу и статусу, чтобы выйти за него замуж и избавиться от необходимости отрабатывать три обязательных года в школе после окончания института? Где и зарплата у молодого учителя не слишком уж высокая, и работа крайне нервная, и ответственности много, и день часто ненормированный. Вышла бы замуж и получила бы свободное распределение… Работай, где хочешь! Нашла бы себе место переводчика в каком-нибудь госучреждении, связанным с загранкой, переводила бы статьи из западных газет и журналов, встречала бы иностранных гостей, водила бы их по Москве. Тут тебе и престиж, и деньги, и возможность выехать в краткосрочную командировку за границу. Со всеми приятными плюшками… Тем не менее, она работает в этой средней школе и возится со школьниками. Да еще, наверное, страдает от постоянного пристального и настойчивого внимания сексуально озабоченных мальчишек-старшеклассников. Может быть, она безнадежно влюблена в кого-то — кто не свободен? И просто ждет своего часа? Или есть еще какая-то причина? О которой я даже не догадываюсь? В общем, пока совершенно непонятно».

Единственной девочкой в классе, как заметил Паша, которая относился к Лидии Львовне с явной симпатией, была Майя Киселева. Она во всем старалась подражать красивой учительнице, невольно (или же, наоборот, специально) копировала ее жесты, интонацию, манеру ходить, говорить. Даже чуть-чуть наклонять голову при разговоре — отчего прядь светло-каштановых волос спадала на изумительно белый лоб девочки…

Скорее всего, Майя училась быть такой же желанно-недоступной, как Лидия Львовна, и так же легко и быстро пленять мужчин. Она инстинктивно понимала, что это лучший пример «настоящей женственности», который она сможет получить для себя. Некий идеал, к которому ей нужно стремиться. Красивые женщины, подумал Паша всегда тянулись друг к другу, копируют друг друга, перенимают манеры, жесты, походку…

Ох, права была Фаина Раневская, когда в одном из старых советских фильмов произнесла бессмертную фразу: «Красота — страшная сила!»

* * *

Кстати, о красоте и первой любви.

Паша сам когда-то испытал подобное чувство, причем довольно сильное. В восьмом классе к ним в школу пришла новая девочка — Надя Ерёмина, и он в нее отчаянно влюбился. Втрескался, что называется, по уши. Наденька не была, строго говоря, идеальной красавицей, но что-то в ней такое определенно было…

Паша (тогда — просто Пашка Мальцев) очень страдал от неразделенного чувства — Наденька оказалась к нему абсолютно равнодушна. Все его попытки завязать с ней более тесные отношения (хотя бы на уровне простой дружбы), оканчивались ничем. Обидно было ужасно! Ему не удалось даже пригласить ее в кино на только что вышедший новый советский фильм «Отроки во Вселенной». Он отстоял огромную очередь в кассу, достал два билета на хорошие места (между прочим, по пятьдесят копеек каждый!), но Наденька надула губки и сказала, что глупые детские фильмы она не смотрит.

— Да какой же он детский? — возразил влюбленный Пашка. — Это же фантастика! Представь себе: космос! Чужая раса! Инопланетяне!

— Для меня это скучно, я люблю фильмы про отношения, про любовь, — протянула девочка.

Пришлось Пашке пойти одному. Одна была радость — второй билет ему удалось загнать с рук по двойной цене (за целый рубль!). Так что фильм он, посмотрел, считай, бесплатно.

Через год, уже в девятом классе, Пашка перешел в другую школу — родители наконец получили новую квартиру, надо было переводиться (до старой ехать оказалось слишком далеко). И любовь к капризной Наденьке как-то постепенно прошла сама собой. Даже следа не осталось… Позже, еще через десять лет, Павел случайно встретил в троллейбусе предмет своего школьного обожания и почти не узнал Наденьку — так она изменилась. Очень располнела, обабилась и стала самой обыкновенной толстой теткой неопределенного возраста. Павел посмотрел на Наденьку, и ничто в его груди даже не дрогнуло. И ничего нигде не шевельнулось… А ведь раньше его сердце учащенно билось лишь при одной мысли о ней. Так прошла его первая школьная любовь. Наверное, это было даже хорошо, что быстро и относительно безболезненно. Правильно умные люди говорят: первая любовь — как корь, и ею нужно переболеть в детстве.

* * *