Жуть вампирская

– Врун ты, мальчик! – говорит царь, – это наш город так называется, «Миша». Мальчика так звать не могут.

Рассказал ему Миша про город в голове, про маму, про макароны – да только царь ни единому слову не поверил. Засмеялся, развеселился, в ладоши захлопал:

– Складно врёшь! Нравишься ты мне, мальчик. Слушайте все мой царский каприз: хочу выдать за этого мальчика свою дочку. Две их у меня, мальчик, и обе любимые. Так что выбирай любую: хочешь – Лень, а хочешь – Ложь.

– Нет, – говорит Миша, – на Лени я жениться не могу, она старая. Мама всегда говорит, что лень раньше меня родилась. А на Лжи – не хочу. Да и рано мне жениться, я ещё маленький.

Завизжал Каприз, ногами затопал:

– Ах ты неблагодарный, – кричит, – вот я тебя проучу за твою глупость!

Тут вбежала в зал Глупость:

– Звали, Ваше Величество?

– Забери, Глупость, этого мальчишку в темницу, – сказал царь, – пусть там посидит без еды, без воды и с тараканами – авось одумается.

Посадили Мишу в тёмный подвал за толстую решётку. Вот привыкли глаза к темноте, смотрит мальчик – не один он в царской тюрьме. Сидит в уголочке чахлый старичок: худенький, бледненький – сразу видно, давно здесь.

– Здравствуйте, дедушка, – говорит Миша, – а вы кто и почему тут оказались?

– Я, – отвечает старичок, – Аппетит. Брошен сюда по царскому капризу. Да тут ещё много всякого народу.

И рассказал Аппетит Мише, что царь Каприз – самозванец. Явился невесть откуда, трон захватил, а законного правителя вместе со всеми родными и придворными в подвал к тараканам посадил.

Рассердился Миша: это же надо – в его голове без него кто попало своевольничает! Стал ругаться, кричать, решётку трясти – да всё без толку. Устал мальчик и проголодался. А из еды, кроме тараканов, и нет ничего. Уселся он на пол и стал мамины котлеты вспоминать, сочные и ароматные.

Глядь, а дедушка Аппетит уже и не дедушка вовсе – нормальный мужчина средних лет. Сам себя ощупывает и удивляется. Смекнул тут Миша, в чём дело, и давай о всяких вкусных вещах усиленно думать: и о пельменях, и о мороженом, и о блинчиках с творогом. Чем больше он слюнки глотал, тем Аппетит сильнее да здоровее становился. А когда Миша до своего любимого блюда дошёл – маминого супа с чечевицей, встал Аппетит на четвереньки, одежда на нём лопнула, и превратился он в Зверский аппетит, чтобы не сказать – в Волчий голод. Решётку одной лапой выбил и не заметил. Выскочили Миша с Аппетитом в коридор, все камеры открыли, всех узников выпустили – и бегом наверх, в тронный зал. Пробовала было Глупость им путь заслонить, да без толку.

Свергли самозванца. Посадили его в подвал вместе с Ленью, Ложью да Глупостью. Стали думать – кому власть в городе отдать. Без царя в голове нельзя, а законный правитель, Ум, пока мал, не подрос ещё. Предлагали Мише поправить, да он отказался. Тогда решили Совесть пригласить. И невеликий Ум на троне сгодится, если за троном Совесть стоит.

А Миша решил домой возвращаться – и проснулся. Тарелку к себе пододвинул, в одну минуту всё съел и добавки попросил – до того аппетит разыгрался.

С тех пор стал Миша съедать всё, что гвоздями не приколочено – от него на всякий случай даже гвоздодёр прятать начали. Но самое главное – лениться и капризничать перестал, за ум взялся. Потому как если Аппетит без Ума и Совести – так и лопнуть недолго.

ОБОРОТЕНЬ

У одной девочки, её звали Таня, папа жил в банке. Не потому, что он был жабой и сидел за стеклом. И не потому, что у них не было квартиры – хотя квартиры у них действительно не было, а был огромный роскошный особняк. Просто Танин папа был банкир. Почти всё своё время он проводил на работе: наверное, деньги считал. Денег в банке был полный подвал, так что дел у папы хватало.

Мама у Тани тоже была постоянно занята. Она занималась благотворительностью. То есть ходила на всякие приёмы, концерты и фестивали – говорить с другими такими же дамами о помощи бедным и обездоленным. Когда приёмов, концертов и фестивалей в поддержку бедных и обездоленных не было, мама летала на собственном самолёте в Милан и Париж покупать новые платья, туфли и сумочки, чтобы было в чём пойти на следующие приёмы, концерты и фестивали.

Тане в огромном особняке было грустно и одиноко. В школу она не ходила, чтобы преступники не украли её оттуда и не потребовали огромный выкуп. Учителей приглашали к ней прямо домой, а потом выпроваживали с охраной. Мама Таню с собой не брала, чтобы не мешала заниматься благотворительностью, а папа не брал, чтобы не мешала деньги считать. Хотя уроки Таня учила на совесть, и вообще была девочка неглупая.

– Может быть, заведём какое-нибудь животное? – просила она родителей. – Я смогу с ним дружить!

– Хорошая мысль, – сказал папа, уехал на работу и забыл.

– Только не собаку, – сказала ма-ма. – Она в доме всё обдерёт. И не кошку: от кошек шерсть. И не хомяка. Хомяк – это несолидно. Пусть обычные люди заводят себе хомяков, а мы заведём крокодила. Ни у кого из моих приятельниц по благотворительному обществу ещё нет крокодила!