Жженый сахар

Папа приобнимает меня за плечи и легонько толкает боком в бок. Отбирает у меня малышку, не спросив разрешения, даже не вымыв руки после улицы. Рядом с ее бледным личиком его пальцы кажутся особенно темными и волосатыми. Зеркала в гостиной демонстрируют мне папин затылок. Он зачесал волосы назад, чтобы было не слишком заметно, как они поредели. Его новая жена стоит чуть в сторонке, наблюдает за ним, обнимая сына за плечи одной рукой. Она улыбается, но ее губы растянуты как-то уж чересчур туго.

Свекровь предлагает новой жене чашку чая. Они заводят беседу, и мне кажется, что они рады присутствию друг друга в этой комнате, в этом доме, где они обе чужие. Тряхнув головой, чтобы выйти из ступора, я велю домработнице нести угощение. Мой мозг все еще набит ватой после родов.

Свекровь идет распорядиться на кухне. Она стала хозяйкой в доме.

В последнее время она наседает на Дилипа, чтобы он подавал заявление о переводе обратно в Америку. «Поближе к дому», — говорит она. Они с Дилипом обсуждают этот вопрос, когда думают, будто я сплю или не слышу их из другой комнаты. Им невдомек, что слух у меня теперь как у совы и я способна услышать дыхание дочери даже с другого конца города. Это и значит быть матерью. Мои когти всегда наготове. Охота не прекращается ни на миг.

Я сажусь на диван. Все остальные еще стоят. Мои ягодицы растекаются по кожаному сиденью. Я вижу свое отражение в зеркале и отвожу взгляд. Мои обвисшие щеки похожи на брыли. Кожа на шее какая-то темная. Сквозь поредевшие волосы проглядывают залысины.

Папин сын садится напротив меня. Мы улыбаемся друг другу, не разжимая губ. Я вижу в зеркале, что у него длинные кудрявые волосы, собранные в хвост. Когда-то такие роскошные волосы были и у меня.

— Ты по-прежнему пишешь картины? — спрашивает он.

Я его не поправляю.

— Мне пока не до того.

Новая папина жена смеется и садится рядом с сыном. Они вдвоем запросто помещаются в одном кресле.

— Когда появляются дети, на хобби времени не остается. — Она улыбается, растянув рот еще шире. Я не поправлю и ее. Она прикасается к волосам сына, словно зная, что я их рассматривала. — У современных детей своя мода, — говорит она.

Дилип наливает моему папе восьмилетний виски, привезенный из командировки. Папа отдает мне Аникку и сует нос в бокал. Дилип бодр и весел. Папа благостен и расслаблен.

Свекровь приносит поднос с чаем. Из кухни доносится запах горячего масла. Там уже жарятся самса и пакора.

Раздается звонок в дверь, и мы все вздрагиваем от неожиданности. Малышка ерзает у меня на руках, тычется личиком в мою хлопковую футболку. Она чувствует запах засохшего молока, запах собственной рвоты, который не убирают никакие стиральные порошки. Теперь от меня постоянно пахнет молоком. Молоком, рвотой и младенческими какашками. Эти запахи не смываются никогда.

Бабушка хочет войти в гостиную, но медлит в дверях. Смотрит на ноги присутствующих и наклоняется, чтобы снять туфли. Ремешки застегиваются на пятках, и ей приходится повозиться, чтобы их расстегнуть. С трудом удерживая равновесие, она протягивает руку Дилипу, и тот спешит ее поддержать.

— Бабушка, не беспокойтесь, — говорит он запоздало, когда она уже почти расстегнула последний ремешок. — Вовсе не обязательно разуваться.

Она гладит его по щеке, потом смотрит на ноги моего отца — на его уличные туфли, которые он не снял при входе в дом, — и демонстративно отворачивается. В ее презрении есть что-то поистине царственное. Она кивает моему сводному брату и новой жене и приветствует мою свекровь, подняв руки. Нам с Аниккой достается самая светлая и искренняя бабушкина улыбка. Она подходит ко мне, и я вдруг понимаю, что я теперь больше похожа на бабушку, чем на маму. Мои лодыжки и запястья отекли и раздулись еще во время беременности и остаются раздутыми до сих пор. Я состарилась раньше времени.

Угощение готово, мы садимся за стол. Посуда расставлена, салфетки разложены. У всех по тарелкам растекаются разноцветные лужицы чатни: с зеленью, с чесноком, с кокосом, с тамариндом.

Бабушка открывает коробку конфет, которую сама же и принесла. Прежде чем угостить всех остальных, берет одну конфету себе. Закатывает глаза, демонстрируя блаженство. Затем передает коробку моей свекрови.

В комнате слишком много людей. Я прошу Айлу открыть все окна.

— Очень приятно с вами познакомиться, — говорит свекровь моему отцу. Она протягивает ему коробку, и он одной рукой ломает конфету на две половинки. — Сначала мы даже не знали, что у Антары есть отец, так что мы рады знакомству.

Все умолкают. Дилип смотрит в стол, чтобы не встретиться взглядом со мной или со своей мамой. Новая папина жена выглядит обескураженной, но быстро приходит в себя, когда ей вручают коробку конфет. Она берет половинку конфеты, искалеченной ее мужем, и протягивает ее сыну. Он только что положил в рот пакору и отворачивается от сладкого. Новая папина жена терпеливо ждет, когда сын дожует и соизволит принять угощение.