Зигфрид

Змея — проклятая гремучая змея — извивалась, трещала гремушкой, словно предупреждая об опасности, и высовывала язык, как бы дразня. Обильный пот выступил на лбу у Зигфрида, но он пошел вперед, не глядя на змею, но видя как она поднялась на хвосте и упала на землю, плоская и дрожащая… Пошел вперед, слыша треск, который долго держался в ушах, и свист, который невозможно забыть…

Это было пятое испытание храбрости, из которого он, сильный духом и чистый сердцем, вышел победителем; и тогда летающая рука погладила его по голове и уже совсем дружески похлопала по плечу.

И Зигфрид все шел и шел вперед.

Он вышел на луг, поросший пышной травой, от которой веяло сладким, доселе неведомым ему ароматом; всюду росли пышноцветущие, изобилующие плодами деревья, на их ветвях весело щебетали птички с ярким оперением, тут же резвились ручные оленята, распевали птицы свои песни, было здесь множество птиц и зверей, радующих глаз, а в центре луга по травянистому склону холма протекал ручеек, сначала тонкий, как ниточка, набиравший силу, и затем превращавшийся в речушку и бурливший у широкого песчаного берега, разбрасывая брызги, белые, как серебряная пыль.

Тут он увидел хоровод девушек — одна другой краше — веселый хоровод, который вышел из рощи, окружил Зигфрида и стал обольщать его. Одни были одеты в сплетенные из цветов гирлянды, другие — в одежды, сотканные из нитей бисера, третьи прикрывались своими распущенными волосами; одни подносили ему наполненные благоухающим напитком причудливой формы стеклянные сосуды, запотевшие от холода, другие танцевали, покачивая бедрами в такт, словно под музыку, третьи прельщали его красотой своего тела и расстилали на земле мягкие ткани, откровенно и лукаво приглашая его возлечь.

Однако Зигфрид прошел мимо них, хотя у него стучало в висках: ведь он дышал воздухом, который был пропитан злом.

Зигфрид шел все дальше и дальше.

А как только он вошел в рощу, его тут же окружила толпа головастых и кривоногих карликов, из которых один был потешнее другого: все они кланялись, танцевали, плясали на канатах, прыгали, как кузнечики, затевали драки и делали такие гримасы, какие могли делать только они одни.

Но Зигфрид прошел мимо них, даже не улыбнувшись.

Это седьмое испытание было последним.

И тогда перед ним возникло печальное, бледное лицо того, кто, несомненно, следовал за ним повсюду, хоть и не помогал ему на этом трудном пути, и взял его за руку.

И Зигфрид пошел за ним.

За неким подобием занавеса, словно сотканного из чешуек рыбы, находилось большое, залитое светом подземелье. На прозрачной скамеечке, меча разноцветные молнии, сидела древняя старуха, морщинистая и сгорбленная.

В ее руках была белая палочка, которую она то так, то сяк поворачивала, словно играя с нею: связывала то, что развязалось, скручивала то, что раскрутилось, словом пряла свою пряжу.

— Хозяйка, — сказала сопровождавшая Зигфрида тень, — вот кто к вам пожаловал!

— Ну раз ты пожаловал, раз явился, так проси чего хочешь, — отвечала она.

Иссохшая старуха встала, выпрямилась, и суставы ее захрустели; она подняла свою палочку, и тотчас же волшебная палочка излила на нее целый дождь лучей, так в бурю из тяжелых туч льет дождь.

— Ты прошел все семь испытаний в пещере Фафнира, а потому я разрешаю тебе из семи радостей выбрать одну, — сказала старуха. — Выбирай! Хочешь быть счастливым в игре, которой правит судьба? Хочешь?

— Нет, — отвечал Зигфрид, — мгновенно изменившись в лице — его взгляд стал походить на взгляд лунатика, который видит то, чего не видят другие… или на взгляд кошки, которая провожает глазами что-то, незримо проносящееся в воздухе.

— Может, ты хочешь петь, очаровывать женщин, которые будут тебя слушать… мечтать о тебе, и идти на твой зов, так же покорно, как птицы, зачарованные взглядом змеи, и отдаваться твоим поцелуям, твоим желаниям, млея в твоих объятиях?

— Нет, — произнес Зигфрид в ответ на это.

— Может, ты хочешь узнать тайну трав, корней, соков растений? Узнав эту тайну, сможешь врачевать недуги тех, кого любишь, или насылать болезни на тех, кого ненавидишь… сможешь одаривать людей сновидениями, сводить с ума, утолять голод, унимать кровь, покрывать трещинами кожу, разрушать кости… соединять разлученных, находить пропажи, обнаруживать зависть… хочешь?

— Нет!

— Хочешь повелевать в своем краю, чтобы все безропотно тебе повиновались? Или ты хочешь узнать чужие языки, чтобы тебя понимали все чужестранцы?

— Нет!

— А может, ты хочешь стать королем, получить земли и скот, замок?

— Нет!

— А может, займешься живописью, будешь писать звучные стихи, повести о страданиях, смешные пьесы или услаждающую слух музыку, чеканить изделия из золота, высекать статуи из мрамора?

— Нет.

— Ну, раз ты ничего не хочешь, раз ты ничего не выбрал из того, что я тебе предложила, разговор окончен, ты свободен. Ступай!

Сетуя в глубине души на себя, Зигфрид не двинулся с места; он думал о том, что хотел просить, но не мог.