Зигфрид

— Послушай, Гуннар, — сказал младший Гьюкинг, — только что из страны гуннов приехал путник. Он рассказал, что король Атли-Аттованд хочет выдать замуж свою сестру, которая по слухам, так прекрасна, что ни одна красавица не может с ней сравниться. Но она дала богам клятву, что мужем ее будет самый смелый человек на земле, и окружила свой замок стеной из огня. Тот, кто сумеет туда пробраться, станет шурином короля Атли-Аттованда.

— Вот бы тебе к ней посвататься, Гунтер, — заметил Гутторн с хитрой усмешкой. — Ведь ты, наверное, не побоишься пройти через пламя.

— Скажите лучше, как зовут эту красавицу? — взволнованно спросил Гунтер, вспоминая о прошедших временах, когда Зигфрид рассказывал ему о какой-то девушке, сестре короля Аттованда, на которой он собирался жениться.

— Ее зовут Брунхильд, — отвечал Гутторн, искоса поглядывая на Зигфрида.

— Брунхильд? — повторил молодой Вольсунг, невольно вздрогнув. — Мне знакомо это имя, но я не могу припомнить, где я его слышал.

Гунтер опустил голову, но вдруг неожиданная радостная улыбка озарения появилась на его лице:

— Где ты его раньше слышал, теперь мы с тобой — братья, Вольная птица, и тебе придется слышать это имя гораздо чаще! — засмеялся Гунтер. — Я твердо решил жениться на этой недоступной деве, Зигфрид! И для этого пройду хотя бы сквозь три огненные стены. Не поедешь ли ты со мной вместе к Атли?

— Охотно! — воскликнул Зигфрид. — Я очень хотел бы побывать у этого могущественнейшего короля и еще больше хочу, чтобы ты добился руки Брунхильд. Когда ты хочешь ехать?

— Завтра же, — сказал Гунтер, вставая. — Надо торопиться, чтобы нас кто-нибудь не опередил.

— Разрешите и мне вам сопутствовать, — попросил Гутторн. — Я тоже хочу побывать у Атли, а Хогни будет тем временем охранять замок.

— Хорошо, — промолвил молодой король, который хотя и не любил Гутторна, не хотел его обидеть. — Я согласен и оставлю в замке одного Хогни-Гернота. А теперь прощайте, я иду собираться в дорогу.

«Брунхильд, — снова и снова повторял про себя Зигфрид, — Брунхильд… Мне очень кажется, что я забыл что-то очень важное, но что, не могу припомнить».

Где-то рядом запела птица:

Путь пилигрима

К вершинам, вдаль,Где сладким жаломСтанет печаль;Являя небо,Внушил мне склон,Что для восторговТам нет препон.В бессмертной жизни,Вечно любя,Смотрю оттудаЯ на тебя.На этой вершинеСиянью конец —Дарован теньюПрохладный венец.

С любовью выпейМеня скорей,И я почиюВ любви моей.

АСГАРД

(ПТИЧЬЕ БЕЗВРЕМЕНЬЕ)

Большая луна плыла вдоль разорванных облак.

То здесь, то там вставали возвышения, поросшие молодыми березками.

Виднелись лысые холмы, усеянные пнями.

Иногда попадались сосны, прижимавшиеся друг к другу в одинокой кучке.

Дул крепкий вечер, и деревья махали длинными ветками.

Зигфрид сидел у ручья и говорил:

«Как?.. Еще живо?.. Еще не уснуло?»

«Усни, усни… О, разорванное сердце!»

И ему в ответ раздавался насмешливый хохот: «Усни… Ха, ха… Усни… Ха, ха, ха…»

Это был грохот великана. Над ручьем он увидел его огромную тень…

И когда он в испуге поднял глаза к шумящим, мятежным вершинам, из сосновых вершин глядел на него глаз великана.

Зигфрид сидел у ручья и говорил:

«Долго ли, долго?..»

И ему в ответ раздался насмешливый хохот.

Это был грохот великана. Над ручьем стояла его огромная тень…

И когда он в испуге поднял глаза к шумящим вершинам, меж сосновых вершин кривилось лицо великана…

Великан скалил белые зубы и хохотал, хохотал до упаду…

Тогда Зигфрид весь согнулся и сказал:

«О я, молодой глупец! О ты, вечное птичье безвременье!»

…Но тут выпрыгнул из чащи его знакомец, великан. Подбоченясь, он глумился над ним…

Свистел в кулак и щелкал пальцами перед его носом.

И Зигмунд пошел отсюда прочь…

Большая луна плыла вдоль разорванных облак…

Ему показалось, что эта ночь продолжается века и что впереди лежат тысячелетия…

Многое ему мерещилось. О многом он впервые узнал…

Впереди перед ним на туманном горизонте угрюмый гигант играл с синими тучами.

Он подымал синий комок тучи, мерцающий серебряными громами.

Он напрягал мускулы и рычал, точно зверь…

Его безумные очи слепила серебряная молния.

Бледнокаменное лицо полыхало и мерцало от внезапных вспышек и взрывов…

Так он поднимал клочки синих туч, укрывшихся у его ног…

Он рвал и разбрасывал вокруг себя тучи, и уста его слагали грозные песни…

И видя усилие титана, Зигфрид бессмысленно заревел.

И вот великан поднял на могучие плечи всю синюю тучу и пошел с синей тучей вдоль широкого горизонта…

Но вот надорвался и рухнул угрюмый титан, и бледнокаменное лицо его, полыхающее в молниях, в последний раз показалось в разрыве туч…

Больше Зигфрид ничего не узнал о рухнувшем гиганте… Его раздавили синие тучи…

И когда он заплакал и зарыдал о раздавленном гиганте, утирая кулаками слезы, ему шептали ветреной ночью: «Это сны… Только сны…»