Читаем Зигфрид полностью

Небесный свод над Бургундией был высок и светел. Тонкие, как лезвие рыцарского меча, лучи утреннего солнца проникали во дворец через семь имевшихся здесь дверей и через окна над ними, в которые были вставлены плиты из прозрачного, красивого просвечивавшегося камня. Призрачный поток света усиливали очень белые стены с расписными фресками у столь же белого потолка, разлинованного голубыми балками. В них упирались пестрые возглавья деревянных, окрашенных в голубой цвет и покоившихся на круглых подножьях, колонн.

Все в будничной столовой бургундского дворца было красиво, отличалось веселой нарядностью и роскошью. Королевские кресла из черного дерева и слоновой кости, украшенные львиными головами и обложенные вышитыми пуховыми подушками; благородные светильники и треножники для курений у стен; вазы, сосуды, обвитые мелкими цветами кувшины с большими ручками, стоящие на особых подставках. Дворец блистал.

Во время трапез в столовой раздавались только приглушенные звуки. Ноги слуг неслышно ступали по подстилкам, а беседа королей в виду их особой значительности бывала немногословной и тихой.

Три короля, три брата владели славной Бургундией. То были Гунтер, Гернот и младший — Гизельхер-удалый. После смерти Данкрата, бывшего короля Бургундии, они приняли власть над страной от своей матери Уты.

Кресла обычно расставлялись попарно. Самый старший из сыновей, Гернот, сидел рядом с той, что его родила, а двое младших братьев рядом с юной королевной, красавицей Кримхильдой, дочерью Уты.

Ута носила спускавшийся ниже плеч парик, — голубой, золотистый или русый — весь в мелких-мелких завитках, отороченный снизу бахромой и увенчанный плотно прилегавшей к нему диадемой. Прическа, немного похожая на головную повязку сфинкса, сердцевидно извивалась по белому лбу, с обеих сторон на щеки падало по несколько прядей или кистей. Глаза Уты нисколько не соответствовали рту, ибо они были строги, холодны и малоподвижны, а рот резной и странно углублен в уголках. Обнаженные белые, прямо-таки божественные руки, которыми управляла госпожа за едой, были на близком расстоянии не менее значительны, чем издали.

Госпожа, сидевшая напротив, по-видимому, гостья, была очень изящной и нарядной. Ела она, правда, без особой охоты, только обычая и порядка ради. Она брала, например, жареную утку, откусывала, едва открыв рот, небольшой кусочек от грудной части и бросала ее в объедки.

Гернот всегда беспокоился, как бы не взбунтовался его желудок, и его часто прошибало холодным потом…

Иногда на ступеньке помоста, у ног хозяев, сидел и грыз что-нибудь Отто, холостой карлик. Хотя вообще-то он обычно ел за хорошим господским столом, где кормились также начальник кухни Румольт-смелый, чашник Синдальт, постельничий Хунальт, конюх Данкварт, стольник Ортвин Меуский.

В дальнем углу покоя обычно сидел старик-арфист по имени Тассо, который медленно перебирал струны узловатыми пальцами и напевал:

Перейти на страницу:

Все книги серии Мифы

Львиный мед. Повесть о Самсоне
Львиный мед. Повесть о Самсоне

Выдающийся израильский романист Давид Гроссман раскрывает сюжет о библейском герое Самсоне с неожиданной стороны. В его эссе этот могучий богатырь и служитель Божий предстает человеком с тонкой и ранимой душой, обреченным на отверженность и одиночество. Образ, на протяжении веков вдохновлявший многих художников, композиторов и писателей и вошедший в сознание еврейского народа как национальный герой, подводит автора, а вслед за ним и читателей к вопросу: "Почему люди так часто выбирают путь, ведущий к провалу, тогда, когда больше всего нуждаются в спасении? Так происходит и с отдельными людьми, и с обществами, и с народами; иногда кажется, что некая удручающая цикличность подталкивает их воспроизводить свой трагический выбор вновь и вновь…"Гроссман раскрывает перед нами истерзанную душу библейского Самсона — душу ребенка, заключенную в теле богатыря, жаждущую любви, но обреченную на одиночество и отверженность.Двойственность, как огонь, безумствует в нем: монашество и вожделение; тело с гигантскими мышцами т и душа «художественная» и возвышенная; дикость убийцы и понимание, что он — лишь инструмент в руках некоего "Божественного Провидения"… на веки вечные суждено ему остаться чужаком и даже изгоем среди людей; и никогда ему не суметь "стать, как прочие люди".

Давид Гроссман

Проза / Историческая проза

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза