Зима

– Заметано, – говорит она. – Всё по-чесноку. Ты – мне, я – тебе. Если ваша мать ни разу не видела Шарлотту, тогда вообще изи. В смысле, мне бы хоть пару наводок. Типа, ваша Шарлотта умная или тупая? Добрая или злая? Любит животных? Всё такое.

Ваша Шарлотта.

Шарлотта – умная.

Шарлотта – тупая.

Шарлотта – умная.

Он смотрит на девушку рядом с собой – незнакомку, произносящую имя Шарлотты.

Шарлотта – красивая. Красивее всех. Чувствительная и понятливая, как никто другой, кого он… Шарлотта вернулась, Шарлотта на кровати – со своей прекрасной обнаженной спиной, повернутой к нему линией позвоночника. Шарлотта – сногсшибательная. Другие слова для Шарлотты? Музыкальная. Чуткая. Вечно подлавливает его из-за своей извращенной совести, умения улавливать подтекст того, о чем ты говоришь, и реагировать на то, о чем ты неумышленно проговорился, или на то, что ты пытался, но не сумел сказать. Абсолютное незнание себя самой. Ее до смешного искренняя университетская диссертация о словах песни Гилберта О’Салливана «Ooh Wakka Doo Wakka Day: речь, семиотика и харизма в массовой эстраде 1970-х годов»[17]. Ее почерк. Ее духи. Обломки ее бус и браслетов. Ее топорщащаяся косметичка в тумбочке, запах ее косметики. Ее страстность, ее страсть ко всевозможным вещам. Ее личное отношение к миру. Ее бесконечные обиды и злость на несовершенства мира, как будто они задевают ее лично, адресованы лично ей, лично ее оскорбляют. Ее бесконечная эмпатия. Ее бесконечная эмпатия ко всему на свете. Ее бесконечная эмпатия ко всему, кроме него. Шарлотта – занудная. Шарлотта – бесящая. Шарлотта, выбешивающая тем, что всегда останавливается поговорить буквально с каждой кошкой, которую увидит на улице, на любой улице – здесь, там, в отпуске в Греции, повсюду, где бы ни увидела чертову кошку, она садится на корточки и протягивает руку, как будто Арта рядом нет, как будто кошка все равно не захочет с ним разговаривать, если бы даже он был рядом, как будто весь мир состоит только из нее и какой-то кошки, которой она даже не знает, как будто она единственный человек во всем мире, обладающий животным магнетизмом.

Шарлотта, нарочно забравшая с собой специальную отвертку, чтобы он не смог собрать свой ноут и выяснить, можно ли спасти хоть какую-то информацию, не выходя из дома и не покупая другую такую же отвертку.

Он откидывается на чей-то рюкзак за спиной.

– Как же описать Шарлотту, – говорит он.

Но ему уже не нужно ее описывать, потому что девушка, Люкс, заснула, опустив голову на руки, которые положила на чей-то чемодан.

Он тронут этим доверием. Ведь необходимо доверие, чтобы заснуть рядом с тем, кого совсем не знаешь.

Затем его трогает то, что он тронут.

Нарцисс. Она заснула, потому что ты ей неинтересен. (Голос Шарлотты в ушах.)

Он гадает, переспит ли с ней в конце концов…

нарци…

…она худая и гибкая. Ее тело выглядит моложе, чем она говорит. Ее голова слегка великовата. Ее запястья худые, как у ребенка, которым она была еще совсем недавно, лодыжки над ботинками голые: их худоба волнует и даже тревожит. Но ее лицо, отливающее металлом, ожесточенное, наводит на мысль, что она гораздо старше. Одежда чистая, но поношенная. Волосы чистые, но тусклые. Во сне она выглядит изможденной. Кажется, будто она слишком долго недоедала. Кажется, будто сон ударил ей кулаком в живот и сбросил в этот проход вагона с огромной высоты.

Тогда он спросил ее, почему она сидит на холоде, а не в теплой библиотеке через дорогу. Она ответила, что они разошлись во мнениях с женщиной за стойкой «Хранилища идей». «По какому вопросу?» – спросил он. «Это строго между нами», – ответила она. На автобусной остановке он предложил ей купить что-нибудь из меню «Чикен Коттедж». «Чтобы реальность разрушила мои идеальные фантазии?» – сказала она.

Он думает, идет ли ему эта водолазка.

Он бы проверил, как выглядит, на телефоне, если бы не пришлось его включать.

Нарцисс.

Он качает головой. Сам не ведает, что творит. Девушка, похожая на подбитую птицу.

«Сейнт-Эрт!» – скажет она через пару часов, когда они приедут на станцию и она увидит таблички. «Неправильно написали!» – скажет она.

А потом: «Когда мы пойдем смотреть на стену?»

«Какую стену?» – скажет он.

«Из зерна», – скажет она.

А потом: «Тут все похоже на старые открытки – скажет она, когда поезд потащится вдоль побережья. – Как на выцветших открытках из прошлого. Там з'aмок? Это реальное место? Вы где-то здесь выросли?» – «Нет, – скажет он, – я вырос в Лондоне, но моя мать купила здесь дом пару лет назад, я его даже не видел, но мамина сестра, кажется, жила здесь и, возможно, присылала мне книги или что-то еще, когда я был ребенком, потому что я знаю много фольклорных преданий о ландшафтах, состоящих из спящих великанов, и тому подобном, и я знаю, что здесь говорят на своем древнем языке, который, видимо, никогда не вымрет, поскольку всегда возрождается, даже если кажется, что он исчезает, и его не убьет ничего на свете. Знаете, такой характерный местный говор. Идиолект».

«Как вы меня только что назвали?» – скажет девушка.