Зима — имя войны (2009)

Анлут то и дело озирался на бегу. Он давным-давно привык делать так по обычаю людей-лис, привыкших высматривать на пути коварные ямы, отличать надежный лед от слишком тонкого и улавливать присутствие хищников более опасных, чем они сами.

Раз или два Анлут замечал стада оленей, кочевавших вдоль берега. Он видел одиноких волков и — далеко, в тумане — белого медведя, а возле самого горизонта угадывались айсберги, похожие на медведей, только в толщах льда светились синие звезды.

Солнце теперь поднималось в небе всего на одну восьмую пути.

Вступала в свои права зима.

Время ледяного дракона. Улкиокета.

Людям свойственно думать. Даже когда они преследуют дичь или врага или ищут источник таинственного сердцебиения.

Думал ли Анлут? Размышлял? Вспоминал ли?..

Шестнадцать лет он рос среди человеческих мужчин и женщин, и они воспитывали его самым лучшим образом, как только умели. Правда, без любви (а чего вы хотели!) и временами — со страхом. Взять хоть Нуямат, которая руками в перчатках совала ему в рот костяную трубочку с молоком. Большей частью Анлута сопровождала боязливая нелюбовь. К нему редко подходили, его избегали касаться… ну и всякое такое. И все же эти люди сполна научили его всем умениям, которыми обладали сами. Они думали, что в ином случае он просто не выживет, а их обычай велел непременно учить всему, что необходимо для выживания.

Анлут, однако, был слишком на них не похож. Как с самого начала и думал шаман, он вполне уцелел бы и без их помощи, и без науки.

И вот сейчас, в погоне за драконом и за собственной судьбой, Анлут думал только о дороге, которую ему следует выбрать. Внутреннее знание указывало ему направление, так что размышления касались лишь сиюминутного — например, когда именно следует вытащить и сжевать кусочек вяленой солонины.

Что же до воспоминаний… Они представляли собой этакую железную, туманную пустоту, напоминая пейзаж, который окружал его в пути. Анлута не задевало и не беспокоило отношение к нему человечества, будь то их нелюбовь или вынужденная забота. В его глазах это были некие призрачные создания. Даже Кулвок, хотя он и казался ему значительнее остальных. Впрочем, Кулвок для Анлута был скорее не человеческим существом, а духовным указателем времени. В тот вечер, когда в небе снова зажглись радужные огни, Анлут услышал беззвучный перезвон, словно где-то сталкивались хрупкие ледяные звезды. Тогда он и понял: пора. И тут же об этом ему объявил Кулвок.

Так началась новая стадия его жизни, важная и неотвратимая, точно рождение.

И в этом своем новом рождении Анлут наконец-то начал по-настоящему жить. Жить и становиться тем, кем должен был стать.

Он всегда был одиночкой среди людей. Теперь он был один в холодном и пустом мире. Но если люди заслонялись от этого мира стенами и огнем своих ламп, то Анлут ни в каком убежище не нуждался, а необходимый свет ему давали то низкое солнце, то луна, то созвездия. Даже если небо закрывали тучи или все заволакивало туманом, Анлут ни в чем не нуждался. Когда под ногами начинал хрустеть тонкий лед, он отскакивал прочь с легкостью, неведомой обычному человеку. Однажды на рассвете, пробуждаясь после короткого отдыха на снегу, он обнаружил, что за время его сна лед передвинулся. Оказывается, он соскользнул в трещину высотой в два его роста. Анлут тогда попросту уперся руками и ногами в противоположные стены и быстро выбрался из трещины. Ни одному человеку не удалось бы проделать подобное без подмоги. Любой был бы обречен здесь на смерть. Анлут это вполне понимал, осознавая — без малейшей гордости и зазнайства — свое физическое превосходство.

Его это происшествие не напугало и даже не удивило.

Быть может, ничто на этом свете не могло его остановить.

А еще в его голове постоянно присутствовал дракон. Даже во сне. Хотя и не снился ему. И Анлут не думал о нем, не размышлял, не вспоминал.

Дело в том, что Улкиокет, изначально названный Анлуту в качестве причины его существования, успел прорасти внутрь ледяного героя, войти в его кости, в его особую, холодную кровь. Он сделался частью разума Анлута. Не образом, не стремлением, даже не целью. Нельзя же, действительно, считать целью собственную судьбу. Это было просто предназначение — вроде направления на восток, куда Анлут бежал и бежал, торопясь к встрече.

Зимние месяцы тянулись один за другим, едва разделяясь на дни. А потом появились следы, впечатанные в морозную землю. Следы Улкиокета.

Они были прекрасны. Когда-то они и Кулвоку показались красивыми. Герой находил их таковыми всегда. По форме они напоминали длинные и широкие листья, жестко торчавшие летом на некоторых кустах. Их венчали оттиски шипов-когтей — одни вдавлены глубже, другие мельче. Это менялось от следа к следу и объяснялось, конечно, не увечьем Улкиокета, а разной плотностью снега или льда, попадавшегося ему под ноги. Каждый отпечаток был около трех футов в длину и полстолько в ширину. Как пламя, бьющее из каменной лампы.

Того, кто их оставил, поблизости не было видно. Только следы и позволяли как-то оценить его величину.