Зима в Эдеме

– Так… должно быть, – хриплым голосом отозвался он.

Глаза Керрика закрылись, и он вновь уснул: трудно быстро вернуться к жизни, если побывал рядом со смертью. Рядом пошевелился Ортнар, она дала попить и ему.

Парамутаны вернулись уже в темноте.

– Погляди-ка, какую крохотную рыбешку я принес, – проговорил Калалекв, пробираясь в пещеру с огромной уродливой рыбиной, покрытой пластинами; во рту ее торчали острые зубы. – Она даст им силу. Пусть поедят.

– Но они без сознания…

– Долго, нехорошо. Им нужно мясо. Я покажу.

Двое парамутанов посадили Ортнара, а Калалекв мягко тронул голову охотника, щипнул его щеки, что-то шепнул на ухо и громко хлопнул в ладоши. Глаза охотника приоткрылись, и он застонал – все обрадованно завопили. Один из парамутанов держал охотника за челюсть, а Калалекв отхватывал от рыбины куски мяса и выжимал из них сок в рот охотника. Тот давился, кашлял, но глотал, что встречалось радостными воплями. Когда он почти пришел в себя, парамутаны стали подносить куски сырой рыбы к его губам.

– Скажи ему на своем языке, чтоб эрквигдлит понял: надо есть. Жевать, жевать.

Керрика она покормила сама; она не хотела, чтобы это делали парамутаны, словно своим прикосновением она могла поделиться с ним силой.

Ортнар был готов к путешествию только через два дня. Он до крови закусил губу, когда с его ног срезали почерневшее мясо.

– Но мы живы, – подбодрил его Керрик, когда мучения закончились.

– Я, во всяком случае, не полностью, – задыхаясь, выговорил Ортнар. Капли пота выступили у него на лбу. – Но мы нашли их – или они нас, – и это главное.

Спускаясь к лодке, Керрик опирался на руку Армун; Ортнара несли на сделанных из сучьев носилках. Ему было слишком больно, и он ничего не замечал. Но Керрик жадно разглядывал все вокруг.

– Из шкур сделали… Легкая, прочная. И весла какие! Эти парамутаны умеют строить не хуже саску.

– А кое-что и лучше, – проговорила Армун, обрадованная его реакцией. – Погляди… Как по-твоему, что это такое?

Она подала ему длинную, покрытую резьбой кость. Керрик покрутил ее в руках.

– Какой-то крупный зверь, только не знаю какой… А это еще что такое? – Он тронул кожаную трубочку, поглядел в отверстие кости, в котором ходила круглая палка не толще стрелы. – Интересно, но непонятно. Больше не могу ничего сказать.

Армун улыбнулась – в щели, рассекавшей ее губу, мелькнули ровные зубы – и опустила кость открытым концом в воду, плескавшуюся возле ног. Она потянула палку вверх, послышалось хлюпанье, и тонкая струйка воды хлынула через борт из кожаной трубки. Он изумленно открыл рот, а потом вместе с Армун расхохотался. Потом снова взял у нее кость.

– Совсем как у иилане", только они выращивают нужные вещи, а это ручной работы. Мне нравится.

Он с восторгом крутил ее, разглядывая резьбу с изображением рыбы, извергавшей струю воды.

Возвращение к паукарутам вызвало настоящий триумф: заливаясь смехом, женщины толкались, чтобы только пройти мимо носилок, на которых несли светловолосого гиганта. Ортнар с удивлением смотрел, как они пытались прикоснуться к его волосам, переговариваясь между собой на своем странном языке.

Арнхвит с удивлением глядел на отца: он успел позабыть про охотников-тану. Чтобы разглядеть сына, Керрик встал перед ним в снег на колени: крепкий мальчик с широко поставленными глазами почти не напоминал младенца.

– Тебя зовут Арнхвит, – проговорил Керрик, и мальчик серьезно кивнул, отодвигаясь на всякий случай, потому что Керрик протянул к нему руки.

– Это твой отец, – сказала Армун, – не бойся.

Но мальчик жался к ноге матери.

Слова Армун пробудили в памяти давние воспоминания. Запустив руку за пазуху, Керрик нащупал на шее ножи, осторожно высвободил меньший. Он снова склонился к ребенку, тот не стал отодвигаться. Держа на ладони сверкающее металлическое лезвие, Керрик сказал:

– Как я получил этот нож от своего отца, так я отдаю его тебе.

Арнхвит робко потрогал нож, посмотрел на Керрика и улыбнулся.

– Отец, – проговорил мальчик.

Ортнар выздоравливал до самого конца зимы. Он потерял в весе, боли не отпускали его, но могучий организм одолел хворь. На ногах оставались черные пятна; они гноились и отвратительно пахли, но парамутаны знали, что делать в подобных случаях. Когда дни удлинились, раны зажили и на ногах образовались рубцы. Подложив в обувь меха, он каждый день ковырял возле паукарутов, заново овладевая собственными ногами. Ходить, не имея пальцев на одной ноге, трудно, но он начинал привыкать. И однажды, далеко уйдя вдоль кромки льда, он увидел подплывающую лодку. Она была из больших – с большой шкурой на поперечной жерди – и выглядела незнакомой. Так и оказалось. Доковыляв до паукарутов, Ортнар увидел, что все повысыпали наружу и с криками размахивали руками.

– Что это? – спросил он у Армун, так как понимал только несколько слов из странного языка. – Чужие, не из наших паукарутов. Очень интересно… Что происходит? Все орут, машут руками. Словно им что-то очень нужно.

– Не пойму, они кричат все сразу. А ты слишком много прошел. Иди в паукарут, а когда я узнаю, в чем дело, – приду и все расскажу тебе.