Зима в Мадриде

Вскоре она услышала английскую речь, мужчина лениво растягивал гласные, как делают выпускники частных школ. Барбара подняла взгляд. Ей было видно его лицо в зеркале позади бара. Она подумала, что более привлекательного мужчины в жизни не встречала, и стала исподтишка за ним наблюдать.

Незнакомец оставался один — сидел у стойки и болтал с барменом на ломаном испанском. На нем были дешевая рубашка и рабочий комбинезон. Одна рука на перевязи. Ему было лет двадцать пять, широкоплечий, волосы темно-русые, лицо вытянутое, овальное, большие глаза и полные губы. Казалось, парню скучно сидеть без компании. Он поймал взгляд Барбары в зеркале, она отвела глаза и вздрогнула, потому что в этот момент рядом появился официант в белом переднике с бутылкой и вопросом, не хочет ли она еще вина. Барбара задела его локтем, и мужчина выронил бутылку — та с грохотом упала на стол, и вино выплеснулось на брюки официанта.

— О, простите! Это я виновата, простите.

Официант выглядел недовольным. Вероятно, это была его единственная пара брюк. Он стал промакивать их салфеткой.

— Простите. Послушайте, я заплачу, чтобы их почистили, я… — Барбара запнулась, весь испанский вылетел у нее из головы.

Потом она услышала рядом с собой этот тягучий голос:

— Извините, вы англичанка? Могу я чем-нибудь помочь?

— О нет, нет, все в порядке.

Официант кое-как привел себя в порядок. Помимо испорченных брюк, Барбара предложила заплатить и за пролитое вино, и он, умиротворенный, ушел за вторым бокалом. Барбара нервно улыбнулась англичанину:

— Какая глупость! Я всегда такая неловкая.

— Всякое бывает. — Незнакомец протянул ей руку.

У него были тонкие загорелые пальцы, запястье покрыто светлым пушком, который под лучом солнца вспыхнул золотом. Вторая рука была загипсована от середины плеча до запястья. Большие глаза напоминали темные оливки, совсем как у испанцев.

— Берни Пайпер, — представился мужчина, с любопытством ее разглядывая. — Вы оказались далеко от дома.

— Барбара Клэр. Да, боюсь, что так. Я здесь с Красным Крестом.

— Не возражаете, если я к вам присоединюсь? Только я уже много недель не говорил ни с кем по-английски.

— Знаете, я… Нет, прошу вас.

Так все и началось.

Три дня назад Барбаре позвонил сотрудник редакции «Дейли экспресс» в Мадриде и сказал, что есть один человек, который способен ей помочь. Его зовут Луис, и он готов встретиться с ней в каком-нибудь баре в Старом городе в понедельник после полудня. Она попросила позвать к телефону Маркби, но того на месте не оказалось. Положив трубку, Барбара с интересом подумала, прослушивают ли телефон. Сэнди говорил, что нет, но ходили слухи, будто такой участи не удалось избежать ни одному иностранцу.

После завтрака она вернулась в свою комнату. Туалетный столик с зеркалом и ящиками — вещь XVIII века — они вместе с Сэнди купили весной на рынке Растро. Вероятно, в начале Гражданской войны его стащили из какого-нибудь богатого мадридского дома. По воскресеньям на рынке можно было видеть семьи, которые охотились за своей украденной фамильной собственностью. Мебель уходила за гроши, теперь в цене были продукты и бензин.

Столик достался им с ключом, и Барбара использовала запирающийся ящик для хранения личных дорогих ей вещей. Там лежала фотография Берни, сделанная незадолго до отъезда на фронт в фотостудии с шезлонгами и пальмами в горшках. Берни стоял в форме, скрестив на груди руки, и улыбался в камеру.

Какой же он был красавец! Обычно люди говорят о женской красоте, но Берни был необыкновенно хорош собой. Барбара давно не смотрела на снимок, это до сих пор причиняло ей боль, она оплакивала Берни так же горько, как и прежде. Только теперь к печали примешивалось чувство вины перед Сэнди, который спас ее, вернул к жизни, но то, что она пережила с Берни, было ни с чем не сравнить. Барбара вздохнула. Не стоит слишком надеяться, не стоит.