Зима в Непале

Эта стоянка оказалась столь удачной, что мы задержались здесь еще на один день. Кругом было много топлива, сразу после ужина носильщики разожгли огромный костер. Вокруг него они пели и танцевали, и приятная перспектива получить плату за следующий день, ничего не делая, заставила их забыть про недавние страхи. Наша стоянка была тем более приятной, что в сотне ярдов от нее протекал небольшой ручей: местами он бежал тоненькой струйкой, но кое-где образовались небольшие озерца глубиной в несколько футов. Мы решили с наступлением темноты омыть наши пропотевшие тела в этих водоемах. Холодный горный воздух не располагал к промедлению, я быстро разделся и бросился в воду. Уже в следующий момент вода показалась удивительно теплой. Я получил истинное удовольствие, плескаясь в этом озерце. Раньше я испытывал глубокое отвращение к холодным ваннам, но зимние купания в прозрачных горных потоках Непала были так приятны, что, вкусив однажды это удовольствие, мы все время старались разбивать лагерь в стороне от жилья, поближе к ручью или речке. Носильщики относились к нашему купанию, как к какому-то извращению, и терпели его только потому, что оно сулило им добавочный день отдыха.

Наш путь шел через лес к открытому всем ветрам перевалу. Мы, как обычно, не стали задерживаться на высоте. Тропа круто пошла вниз и привела нас в долину, столь обширную, что ее можно было принять за равнину. Видимо, здесь в какую-то прежнюю геологическую эпоху было озеро (подобное происхождение имеют многие географические образования в Непале). Переход был довольно долгим, и мы с удовольствием шли по ровной поверхности без всяких подъемов и спусков. Пока мы завтракали, носильщики обогнали нас; никто из встречных, которых мы расспрашивали по дороге, их не видел. Мы уже начали бояться, не заблудились ли, когда вдруг вдали послышался долгожданный звук вбиваемых в землю колышков для палатки. Мы сразу взбодрились, забыли о ноющих ногах и поспешили вперед, где нас ждал большой котел с чаем.

Лагерь был разбит в манговой роще. Неподалеку расположилась большая группа тибетцев, сопровождавших обоз мулов. Животные разбрелись вокруг по роще, пощипывая траву, и в вечерней тишине тихо позвякивали их колокольчики. Разноголосый звон что-то напоминал мне, и, уже засыпая, я вспомнил: это была музыкальная пьеса Пьера Булэ «Молоток без хозяина». Перед отъездом из Лондона я был на концерте, где исполнялась эта вещь. Мне она тогда показалась бессвязным набором лязгающих ударов, несколько напоминающих звон колокольчиков. Конечно, в этой пьесе был какой-то музыкальный рисунок, но я не смог его уловить. Теперь я понял, что музыка Булэ почти полностью воспроизводила звучание колокольчиков. Шум этот был в общем приятен; да и почему, собственно, формальная композиция должна иметь начало и конец.

Когда мы пришли в лагерь, стало уже темно, и только ка следующее утро мы увидели вблизи Мачар Пучхар пик в виде рыбьего хвоста. Гора эта с двойной вершиной не принадлежит к числу гималайских гигантов. — высота ее меньше 23 тысяч футов, но стоит она уединенно и кажется выше, чем на самом деле. Мы наблюдали ее во всевозможных ракурсах, и только когда спускались, она становилась невидимой, но и тогда ощущалось ее присутствие.

На следующий день, через час после отправления, мы пришли в довольно большую деревню, решив остановиться здесь и добыть сигарет. Около простенькой лавки стоял, беседуя с приятелем, хорошо одетый молодой человек в европейской обуви. Пожилой почтенный крестьянин приблизился к этой паре, не произнеся ни слова, опустился на колени и, посыпая себя пылью, коснулся лбом башмаков молодого человека. Брахман — а этот молодой человек был брахманом — не подумал обратить внимание на столь униженное приветствие и продолжал свой разговор. Через некоторое время он соблаговолил заметить наше присутствие и обратился ко мне на ломаном хиндустани, но, когда я ответил ему на непали, мгновенно оставил свой покровительственный тон и стал подобострастным. Я сразу почувствовал к нему антипатию. Чувство это усугубилось, когда позднее он стал пытаться снискать наше расположение. Однако я все-таки спросил его, почему он не обратил внимания на смиренное приветствие старика.

— Буду я отвечать ему! — сказал он, — Я брахман, человек высокого рождения, а он простой крестьянин, да еще и мой должник.