Зима в раю

– Но зачем каким-то хиппи встречать кинозвезду, прибывшую в Пуэрто-Андрач на корабле?

Рассказчик ожесточенно затряс головой:

– Ты чё, совсем сбрендил? Да это ж совсем не тот Боб Хоуп! Я тебе толкую о проклятом бобе хоупе – ну, травка это, маруха, план, зеленая отрава, дурь! Черт побери, чувак! С какой планеты ты вообще свалился?

– А, теперь понял. Боб хоуп – это марихуана. И прошлой ночью хиппи забирали с прибывшего судна партию конопли, правильно?

– Во, точняк! Я про это и талдычу… дурь! И они курили ее – много косяков, уж поверь мне, и пили свое поганое бренди позади рыбного рынка всю, блин, ночь напролет. Я наблюдал за ними из бара. Эти ребята, блин, под таким кайфом были, когда уезжали потом на своей чертовой машине, что запросто могли на дерево и сами залететь. Во как! Просто охренеть можно!

Мой осведомитель громко засмеялся и повернулся к прилавку, чтобы заплатить апатичной Маргарите за газету.

– Ты англичанин? – крикнул он мне, уже выходя из магазинчика.

– Хм, вообще-то нет, я шотландец, – ответил я, чувствуя себя обнаженным под перекрестным огнем обратившихся на меня взглядов всех покупателей.

– Да какая, к черту, разница, – последовал уверенный ответ от входной двери. – Англичанин, шотландец, ирландец, валлиец – для Джорди всё едино. Уж, поверь, доводилось мне там у вас бывать. – Он опять рассмеялся и скрылся из виду за стендами с журналами, стоявшими на улице перед витриной магазина.

Элли ждала меня за столиком перед крошечным баром «Тур», что на углу небольшой приподнятой плазы, которая выходит на широкий живописный простор гавани. Это стало неотъемлемой частью наших воскресных ритуалов: посидеть здесь немного, почитать местную прессу, выпить неторопливо кофе в ласкающем свете зимнего солнца, без устали глядя сквозь пальмы на живописные виды величественного залива.

Маленькая портовая флотилия мореходных рыбацких лодок стояла вдоль стенки причала прямо под нами. Их характерные носы с большим развалом бортов и изящные изгибы корпуса были раскрашены ярчайшими оттенками синего, красного, бирюзового и зеленого, а палубы шелестели лесом увенчанных флажками маркеров для сетей, который рос из оранжевых круглых буйков, связанных вместе наподобие гирлянды из воздушных шариков: такие рыбаки вывешивают в честь праздника. Неподалеку стояли пришвартованные llauds – маломерные суденышки для рыбалки во внутренних водах. Их обводы в старинном средиземноморском стиле были божественно хороши, а сами лодки покрашены в девственно белый цвет – в противовес разноцветному наряду их старших сестер под причальной стенкой – и почтительно названы владельцами именами жен и возлюбленных, канонизированных Кармен, Каталин и Марий, или путеводных звезд моря. За этими рабочими лодками покачивались на широких волнах в немом водном балете высокие мачты стоящих на якоре бессчетных яхт, а далеко над блестящей водой по другую сторону порта поднимались опоясывающие залив горы. Их круто вздымающиеся бока цвета темной зелени усеяли точки белостенных вилл, которые цеплялись за голые скалы, словно букеты окаменелых альпийских цветов, мерцающих под калабрийским небом.

Таков был Пуэрто-Андрач в лучшем своем обличье – тихий и сонный, вспоминающий плавный ход давно ушедших дней своего существования в качестве простого, не открытого еще миру рыбацкого приюта, мирно угнездившегося на безопасных берегах благословенного залива. Ну просто идиллия. Однако в разгар летнего сезона всё здесь изменится кардинальным образом. Тогда надувные моторные шлюпки, нагруженные до краев, будут высаживать на берег одну за другой громкоголосые, гогочущие, дорого одетые толпы городских гладкокожих моряков с этих самых брошенных на зиму яхт, и столики маленьких баров и кафе на набережной затопит ежевечерняя какофония англосаксонских баек о великих приключениях дня в пенном от шампанского открытом море. Co~no! – то и дело слышится из уст седовласых местных рыбаков, когда они, придя августовским вечером сыграть партию в домино, в очередной раз обнаруживают, что их любимый столик в их любимом баре снова занят приезжими выпивохами. Прошлым поколениям жителей Андрача повезло: им приходилось мириться только с пиратами! Prou![135]

Зимние же вторжения туристов ограничивались лишь автобусом-другим неприхотливых и необременительных пенсионеров из Пальмы, прибывающих на набережную для предобеденной paseo[136] вдоль береговой линии. Пожилые дамы в вязаных и вышитых шалях и с безупречными прическами вышагивали рука об руку, углубившись в беседы о чем-то, по-видимому, высоком, в то время как их maridos[137] следовали за ними на почтительном удалении, в лучших своих выходных костюмах синего цвета и начищенных коричневых ботинках или даже – попадались и более продвинутые старички – в разноцветных кроссовках, которые мелькали из-под выглаженных брюк из саржи, как знамя неразрывной связи между поколениями. Перемены были заметны повсюду.