Зимнее солнце

— Пожалуй, я поверю твоему опыту. Только это вовсе не значит, что я согласна стать узнающей. И знаешь почему? Потому что меня любят такой, какая я есть. В человеческом обличии. К тому же, хоть Гервен ужасно противный и несносный, но я не хочу стать причиной его смерти. Уж прости, Азули.

— А вот это меня уже не интересует, — я даже не уловила тот момент, когда девушка оказалась на ногах, бодрым шагом бросаясь к входной двери. Тут же появились уже знакомые громилы, за шиворот потащившие нас с леквером куда-то вглубь сарая. Достаточно просторная светелка с печкой сменилась небольшим чуланчиком с уходящей вниз лестницей. Вот тут-то я и смогла до конца прочувствовать, что такое настоящий конвой, толкающий тебя в спину и заламывающий тебе до крика руки. Идущий со мной в согнутом состоянии леквер лишь шипел и явно матерился на своем языке. Несколько особенно ярких фраз мне удалось перевести, но оптимизма это не прибавило. Мне и так было дано понятно, что наша милашка Азули ведет фривольные отношения с представителями отряда парнокопытных (да и непарно тоже). Да и в отношении предков наших громил я была полностью согласна с приятелем. Естественно, никому не было дела ни до ругательств леквера, ни до моих криков, постепенно переходящих в хрип. Нас тащили по извилистым коридорам не менее получаса, прежде чем без предупреждения бросить в небольшую комнатку без окон. Оказавшись вновь в сидячем положении, я присоединилась к крашеному, который уже, не стесняясь, поносил всех узнающих.

— Я убью эту тварь, — окончил свою пламенную речь Гервен.

— А я займусь ее сестрицей, — в тон ему протянула я. Мы переглянулись и одновременно вздохнули. Все в этом плане было хорошо, только вот непонятно, как его осуществлять. Именно это я и попыталась уточнить у зеленоглазого, — А как мы это сделаем?

— Ты меня спрашиваешь? — непритворно удивился Элистар.

— Это ведь ты у нас великий стратег, просчитывающий на три хода! — рявкнула я. Нервы были на пределе. По щекам бежали слезы и я едва успевала утирать их широким рукавом тюремной рубашки. Плотная ткань никак не хотела впитывать воду, поэтому соленые капельки лишь развозились по всему лицу, неприятно стягивая кожу. Что бы хоть как-то успокоиться, я стала ходить из угла в угол. К счастью, в одном из них был поставлен светильник. Хотя спотыкаться в комнатке было просто не обо что, если не считать ноги леквера. Последний с раздражением следил за моими действиями, но, не добившись от меня никакого их разнообразия, лишь гаркнул:

— Лучше бы развязала меня, истеричка! — от такого обращения я резко остановилась, так и не дойдя до конечной точки своего пути, и, уперев руки в бока выпалила:

— Это я-то истеричка?! Да как ты смеешь такое говорить?! — а потом неожиданно добавила, — Черт бы тебя побрал, крашеный! Я, действительно, истеричка.

Сейчас же из меня ушла вся злость, заодно захватив с собой мои последние силы. Дрожащими пальцами я кое-как развязала руки приятелю, но вместо благодарности получила приличную пощечину. От удара голова мотнулась так, что едва не оторвалась. Схватившись за пылающую щеку, я медленно пробормотала:

— Это уже не нужно.

— Кто вас знает, баб, — зло сплюнул Гервен, а потом совсем невпопад продолжил, — О ком вы говорили с Азули?

— Это долгая история, — попыталась отвертеться я, опуская глаза.

— И все же. Может, эта мразь права? Говорят, если рассказать кому-то о своих переживаниях, легче станет. Возможно, это поможет тебе… отпустить его.

Я хлюпнула носом, предпочтя хотя бы несколько минут помолчать. Но Гервен был не из нетерпеливых. Поэтому, когда я снова заговорила, он лишь спокойно кивнул. Когда рассказ был кончен, парень не сказал ни слова. Оглядевшись, я неожиданно поняла, что сижу рядом с Элистаром, а этот тип с самым невинным видом прижимает меня к себе, да еще укутать успел своим плащом. Собственно, ничего особенного в моей истории не было. Познакомились, как многие, на очередном дне рождения одной из подруг. Обмен телефонами, пара звонков, исчезновение новоявленного знакомого на несколько месяцев. Новая неожиданная встреча на улице, приглашение пообедать, кофе, чай, постель. И два года практически круглосуточного общения. Ради меня он перешел ко мне на курс, а потом и на работу. Воспоминания о последнем совместном утре заставили меня содрогнуться, но вскоре и это мерзкое чувство ушло. И мой рассказ показался мне на этот раз как-то менее душещипательным, чем я думала раньше. Но, несмотря на то, что это классическая история, она была моей. И в этом-то заключалась главная загвоздка.

— Гервен, скажи мне, какого нехорошего духа ты у меня все это выспрашиваешь? — неожиданно спросила я. Такие болезни, как альтруизм и гуманность к лекверу не прилипали явно. Так что оставалось только одно. Зеленоволосый не просто так вызвал меня на откровенность. А совсем даже наоборот. Как это не удивительно, он отрицать этого не стал:

— Просто есть у меня одно предположение. Но его еще надо проверить.