Зимняя дорога. Генерал А. Н. Пепеляев и анархист И. Я. Строд в Якутии. 1922–1923

Из Воронежа его отправили в Новосибирск. Там он узнал, что, оказывается, еще с тюремных времен стоит во главе «белогвардейской эсеро-монархической организации», готовившей вооруженное свержение советской власти в Сибири и передачу ее под протекторат Японии. Через пятнадцать лет Пепеляеву аукнулся эфемерный проект Сазонова создать прояпонскую Сибирскую республику.

Неизвестно, что пришлось ему вынести на допросах, но важнейшие «признательные показания» он дал только 9 декабря 1937 года. Из них можно заключить, что идея, воплощенная в жизнь начальником УНКВД по Новосибирской области Горбачом, принадлежала Ягоде. Почти два года назад он самостоятельно или с одобрения Сталина задумал сфабриковать дело об очередном «заговоре», чтобы под этой маркой ликвидировать оставшихся после Гражданской войны в СССР офицеров белых армий заодно с близкими им по духу другими «вредными элементами», на чью лояльность нельзя было положиться в случае войны с Японией. Такого рода массовые зачистки скоро станут заурядной социально-гигиенической процедурой, но эта, одна из первых, если не первая, рассматривалась как экспериментальная и предполагала сложные прово-кативные ходы, которые потом сочтут излишними.

Тогда же, вероятно, у Ягоды возникла мысль сделать Пепеляева главным фигурантом будущего процесса. Он идеально подходил на это амплуа, если бы не сидел в тюрьме. Утверждать, будто из заключения ему удалось создать на воле разветвленную подпольную организацию, было бы странно, тем более что Ярославский изолятор находился в ведении НКВД (Ежова и Горбача подобные несуразности уже не смущали), поэтому его выпустили и поселили или позволили поселиться в Воронеже. Не имело значения, в каком из соседних с Москвой областных центров он будет жить, но, кроме обычного запрета на проживание в столицах, из доступных для него мест обитания исключались Сибирь и Дальний Восток. В тех краях скрыться из-под надзора ему было проще, а использовать его там – сложнее.

В задуманной провокации Пепеляеву отводилась не только пассивная роль. Трудно сказать, понимал ли он, что потребуется от него в обмен на свободу, или всего лишь догадывался об этом, или тешил себя какими-то иллюзиями насчет причин своего освобождения, но в любом случае операция не состоялась, и Пепеляева на год оставили в покое. К моменту его ареста Гай был расстрелян, а Ягода сидел в тюрьме в ожидании показательного суда. Те, кто занял их кабинеты, не отказались от инициативы предшественников и «раскрыли» запланированный ими заговор, однако повернули дело так, что Ягода и Гай сами оказались в числе главных заговорщиков.

Якобы они, узнав о секретной деятельности Пепеляева в тюрьме, решили его поддержать, поскольку стремились к тому же, что и он – путем военного переворота захватить власть и реставрировать «буржуазный строй». Не случайно на процессе «троцкистско-зиновьевского блока» в 1938 году Ягода отрицал обвинение в шпионаже, но участие в подполье – признавал. Улики для режиссеров этого спектакля Горбач и добывал в Новосибирске.

Пепеляев мог подписать готовый протокол допроса, но мог и сам приспособить свои показания к требованиям следователей. Чтобы все выглядело сколько-нибудь правдоподобно, пришлось проявить немало изобретательности, зато наградой была возможность без мучений прожить последние недели перед смертью.

Он рассказал, что когда в 1925 году ему разрешили переписку, стали приходить письма от Цевловского, Михайловского, еще кого-то из старых товарищей. Некоторые, освободившись, установили контакт с Вишневским, вновь ставшим главой харбинского отделения РОВСа, и связали его с Пепеляевым. Вишневский, скажем, писал Михайловскому: «Привет Толе» (Пепеляеву. – Л. Ю.), а тот в свою очередь передавал Пепеляеву: «Кондратьич (Вишневский. – Л. Ю.)

шлет привет, желает успеха».

Что-то такое, может быть, и бывало, но в дальнейшее поверить невозможно. Пепеляев будто бы завербовал одного инженера, который курировал работы в тюремной столярной мастерской от ярославской фабрики «Красный древообработчик», через него Вишневский прислал Пепеляеву инструкцию, как создать на воле конспиративную организацию «по системе троек и пятерок», и он, находясь в заключении, подготовил «диверсионные кадры» для покушений на ответственных работников, «разрушения центров связи, мостов, радиостанций и, в случае нужды, электростанций». Под руководством вооруженного рубанком Пепеляева численность организации достигла «нескольких тысяч членов», ее сетью были охвачены Кузбасс, Алтай, Новосибирск, Нарымский округ.

Наконец дело дошло до его покровителей.

«В 1936 году, – заявил Пепеляев, – мне сделалось понятно, что некоторые руководящие работники НКВД особенно заботятся о моем благополучии».