Зимняя сказка

Теперь, когда за ним гнались разом и полиция, и Куцые Хвосты, ему следовало на время оставить Манхэттен. Если эти две силы столкнутся друг с другом лицом к лицу, он может рассчитывать на три-четыре относительно спокойных месяца. Но для этого ему придется на какое-то время исчезнуть. Он решил отправиться к сборщикам моллюсков, жившим в Бейонн-Марш, нисколько не сомневаясь в том, что они приютят не только его, но и скакуна, поскольку именно они некогда подобрали и воспитали его как волчонка. Куцые Хвосты никогда не появлялись возле Бейонн-Марш, прекрасно понимая, что это может стоить им жизни. Покорить этих суровых людей не мог никто, и объяснялось это не только тем, что они прекрасно дрались и умели прятаться, но и тем, что место их обитания было, в известном смысле, не совсем реальным. Любой человек, появлявшийся там без их разрешения, мог навсегда исчезнуть в густом тумане, клубившемся над зеркалом безмятежных вод. Власти Нью-Джерси однажды решили приобщить их к таким благам цивилизации, как суд и налоги. Все тридцать участников высадившейся на берег делегации, в которую входили судебные исполнители, полицейские и местные пинкертоны, навсегда исчезли в появившемся невесть откуда ослепительном белом облаке. Жившего в Принстоне заместителя губернатора штата зарезали во сне в его собственном особняке. Паром же, шедший на Уихокен, взлетел на воздух от страшного взрыва, звук которого было слышен на расстоянии в пятьдесят миль.

Питер Лейк знал, что сможет найти прибежище на болоте, однако расцвеченный огнями – пусть и смертельно опасный – Манхэттен будет по-прежнему влечь его к себе. Молчаливые и погруженные в себя обитатели залива жили возле самой кромки облачной стены, поднимавшейся до самых небес. Они со знанием дела вспарывали рыбам брюхо и гадали по их печени, бормоча на непонятном языке. Питеру Лейку, привыкшему к треньканью пианино и к обществу красивых женщин, жизнь на болоте представлялась унылой и скучной, и тем не менее он продолжал наведываться туда и поныне.

Наверное, ему придется провести на болоте неделю-другую. Он будет заниматься подледным ловом, укладываться спать еще до восхода луны, есть печеных устриц, плавать на лодке по свободным ото льда морским водам, обнимать женщин, а неуемное белое облако тем временем будет сотрясать тростниковые заросли и спрятавшиеся среди них крохотные хижины порывами ветра и заметать их снегом… Ему вспомнилась стройная темноволосая Анаринда, и он, решив не мешкать понапрасну, направил коня к северному парому.

– Вот те раз! – охнул Питер Лейк, стоило ему одолеть подъем перед доками, обращенными к южным скалам.

Над паромом, стоявшим посреди запруженной льдинами реки, поднимались клубы черного дыма. Паромы и без того горели достаточно часто, зимою же, когда им приходилось преодолевать сопротивление тяжелых льдин, их котлы взрывались едва ли не каждый день. Единственным спасением в этой ситуации могли бы стать мосты, но кто смог бы перебросить мост через Гудзон?

День выдался ветреным и на удивление ясным. Он отчетливо видел на противоположной стороне реки отдельные деревья, небольшие белые домики, красноватые и багровые прожилки на бурых прибрежных скалах. Над рекой стоял треск теснивших друг друга льдин. Пожарные в черных комбинезонах со своих вельботов и буксиров заливали пламя ледяной водой, одновременно пытаясь спасти уцелевших пассажиров. Несмотря на утренний мороз, за происходящим с интересом наблюдали сотни зевак: девчушки с обручами и с коньками, водопроводчики и плотники, прислуга, докеры, извозчики, речники и железнодорожники. Здесь же крутились и лоточники, ожидавшие подхода толп новых зевак, охочих до каштанов и жареной кукурузы, горячих кренделей и шашлыков. Питер Лейк купил пакет каштанов у лукавого торговца, невозмутимо извлекавшего раскаленные каштаны из круглой жаровни, наполненной тлеющими угольями. Каштаны были слишком горячи, и он недолго думая сунул пакет с ними себе за пазуху. Пока он наблюдал за горящим паромом, ветер стал еще сильнее. Ивы, росшие на набережной, заволновались, стряхнув со своих ветвей сверкающий иней.