Зимние солдаты

Когда в СССР приехал профессор Бернард из Южно-Африканского союза, сделавший первую в мире пересадку сердца, он сказал, что главной причиной его поездки было желание познакомиться с профессором Демиховым. Это очень помогло признанию работы Демихова, который неожиданно для многих медицинских авторитетов нашей страны оказался учеными с мировым именем. А Женя получил признание американских и чешских ученых за свои работы по выяснению причин несовместимости органов, тканей и крови.

Сегодня Жени уже нет на этом свете, но он ушел, прожив яркую жизнь, сделав очень много и оставив достойных учеников – хорошее, надежное продолжение своей земной деятельности. А еще он воспитал прекрасного сына, доктора медицинских наук, великолепного практикующего хирурга и педагога, любителя путешествий и живописи. Я горжусь своим братом.

Присоединяясь к его ученикам и коллегам, хочется сказать: «Мы тебя не забудем, Женя…»

Весной сорок третьего

…Незаметно пришла весна 1943 года. Выпускные экзамены, а потом – неожиданная свобода. Делай что хочешь – отдыхай, все равно уже скоро армия и война.

Ах, как цвела черемуха в тот год! Весна была поздняя, и она зацвела почти в середине лета. Время цветения черемухи совпало с огромным наводнением. Наводнения на Каме случались обычно очень поздно, летом, они были связаны с таянием снегов в Уральских горах. Мальчики и девочки уезжали на лодках в затопленные водой прибрежные леса и собирали охапки черемухи прямо с лодок. Многие ребята в классе завели своих девушек. Мы трое завидовали им, но ходили мужской компанией. Я не знал как, о чем говорить с девушками. А кроме того, считал невозможным гулять с ними, потому что должен был хранить верность Люсе, с которой изредка переписывался.

И вот в это-то время один из пароходов привез на пристань моего отца. Он приехал на несколько дней в отпуск и привез мне разрешение на проезд к месту постоянного жительства в Москву.

– Я хотел бы, чтоб ты вернулся в Москву сейчас, не дожидаясь, когда это сделают твоя мама и младший брат. Дело в том, что Московский авиационный институт, о котором ты мечтал когда-то, объявил о приеме студентов-юношей, окончивших десять классов школы, и о том, что каждый, кто будет принят, получит отсрочку от призыва в армию до конца учебы.

Странно для меня, ставшего обыкновенным деревенским мальчиком, звучали слова моего столичного отца. Они не вызывали радости. Скорее смущали. Отец понял это: «Что же ты молчишь. Собирайся в Москву. Пропуск действителен всего несколько дней. Билеты в Москву у меня в кармане».

Голова закружилась… Увидеть Люсю. Москву! Дом, где вырос. И даже возможность учиться, хотя в это и поверить нельзя. Что-то тут не так. Все мои друзья здесь. И уехать от них, у кого нет пропусков в Москву, – это в какой-то степени предательство. Хотя почему? Я просто москвич, возвращающийся домой. Я ведь не виноват, что москвич.

Два дня, пока можно было еще ждать, я все колебался, думал, думал, как поступить. На третий день отец увез меня на железнодорожную станцию. Прощай, Башкирия. Прощайте, любимые школьные друзья.

В Московский авиационный институт

И опять все в жизни внезапно изменилось. Я вернулся в Москву. Съездив в МАИ, увидел вдруг сотни юношей, сдающих документы для поступления, и сам тоже подал документы и был принят в студенты факультета авиамоторостроения. Казалось, что до осуществления или хотя бы выяснения возможности работы гибрида дизеля и паровой машины рукой подать.

Учиться в МАИ оказалось гораздо труднее, чем я предполагал, особенно на первом курсе, после которого почти половина студентов была отчислена за неуспеваемость. Свободного времени не было ни секунды. Раз или два я пытался сходить на кафедры двигателей, рассказать о своей идее. Но у преподавателей – крупнейших специалистов по моторам, видно, тоже не было времени, они слушали меня удивленно, спрашивали, с какого я курса, и настоятельно советовали отложить идею на пять лет, до дипломного проекта, а пока – не думать о ней.

В первом семестре, то есть до новогодних праздников, мы изучали обычные общеобразовательные предметы: физику, химию, математику. Причем каждый предмет начинался как будто с нуля и казался повторением уже известного. Но очень скоро лекторы – мы слушали их в больших, на сто человек, аудиториях – по всем этим предметам уходили вперед так далеко и быстро, что я, с моими знаниями, полученными в сельской школе в перерывах между военными занятиями, с огромным трудом улавливал лишь отдельные фрагменты из того, что читалось.