Недавний ноябрьский вечер переменил все. Ульяна уже неделю флиртовала по мобильнику с каким-то загадочным Ростиславом. Наконец они договорились о первой встрече вживую у драмтеатра. Чтобы молодой человек не ошибся, Ульяна послала ему свое изображение, которое слегка подправила на фотошопе. Получилось очень хорошо: ее сослуживицы решили, что это снимок артистки Крючковой в молодости.
Однако встреча не состоялась. Почему? Может, Ростислав просто заболел? Ульяна, правда, приметила какого-то плюгавого мужичка в кепочке, который вертелся вокруг условленного киоска Роспечати. Мужичок тоже не походил на фото Роберта де Ниро, присланное Ростиславом, но Ульяна не сомневалась, что это и был Ростислав. Он несколько раз тоскливо выглянул из-за киоска. Наткнувшись взглядом на Ульяну, длинно сплюнул и побрел к драмтеатру, прикидываясь гуляющим и громко шаркая неновыми кроссовками.
Ульяна с тоской проводила его взглядом. Она была уверена, что от личного знакомства с нею Ростислава удержало ее синее пальто, купленное аж в прошлом году, стало быть, неактуальное, сработанное к тому же на загадочной итальянской фабрике «Шуан Нянь Тао».
– Я сама бы не стала с таким шибздиком знакомиться, – рыдала дома Ульяна. – Но он первый ушел! Причем с такой омерзительной ухмылкой! О, проклятое пальто! Проклятые сапоги! И эта шапочка, достойная бомжихи!
Игорь Петрович гладил дочь по плечу. Он старался вздыхать бодрее, с надеждой, но душа его разрывалась от жалости и бессилия.
Вдруг его взгляд упал на страницу местного журнала «Красивая нетская жизнь». Вообще-то бард подобные издания презирал, а этот журнал прихватил случайно, в столовой пединститута, где проходил его последний концерт. И вот теперь с залистанной глянцевой страницы на него смотрело знакомое толстое лицо. Оно венчало плотную фигуру с большим пивным животом и осенялось пальмой. Под снимком была подпись «Известный нетский бизнесмен Александр Еськов проводит уик-энд на Мальорке». Рядом был тот же живот в гондоле и подпись «Александр Еськов неравнодушен к Венеции». Другие снимки светской хроники запечатлели Еськова на фоне Эйфелевой башни и в обнимку с крокодилом на Каймановых островах.
Словно молния пронзила сознание Игоря Петровича, даже в затылке что-то затрещало. Он слышал, конечно, что Сашка Еськов занялся бизнесом. Но чтобы Сашка так процветал… Тогда как бедная девочка, унаследовавшая его грубое рыжее лицо и неотвязную толщину, бесконечно несчастна и оплакивает сейчас синее пальто, которое не нравится даже шибздикам…
– Тогда я и написал письмо, – вздохнул Игорь Петрович.
Самоваров с интересом спросил:
– И что Еськов?
– А ничего! Он не ответил. Я достал у Генки Добровинского Сашкин телефон и позвонил – женским голосом, конечно, от имени Ули. Сашка грязно послал меня. Я напомнил ему об обстоятельствах моего, то есть Улиного, рождения. Тогда он грязно отозвался о моей бывшей жене, которая сейчас в Австралии. Она никогда не была ангелом, согласен! Но таких слов о себе она не слышала даже от меня – а я многое от нее вынес. Еськов негодяй.
Игорь Петрович тихо заплакал. Сейчас он уже не казался сильно пьяным, хотя от него за версту несло бренди.
Вдруг сочувственную тишину разорвал голос Галины Павловны, тоже слегка нетрезвый:
– Не слушайте, что он тут плетет! Это аферист. Конечно, это было до меня – все эти Ирки и прочее. Но чтоб чья-то дочь оказалась Сашкиной…
– Не верите? – возмутился Стрекавин. – Засуньте руку вот сюда и смотрите!
Он указал бородой на боковой карман своего пиджака. Серега протянул руку и вынул фотографию, вставленную в футляр от проездного. Снимок поднесли к дивану, где сидели Галина Павловна с Самоваровым. Стас, Санька, Тошик и даже сонный Алявдин устремились туда же.
Фотография оказалась хорошего качества и цветная, так что сомнений в отцовстве Еськова ни у кого не возникло. Со снимка смотрела точная копия покойного: тот же крутой лоб и редкие рыжие волосы, тот же неяркий взгляд, та же тяжелая челюсть. Только гладиаторской бородки недоставало.
– Вот так сестренка! – свистнул Санька.
Галина Павловна взорвалась:
– Нет у тебя никакой сестренки! Я не верю ни одному слову этого проходимца. А снимок – просто фотомонтаж!
– Побойтесь бога! – обиженно вскрикнул Стрекавин. – Вы все тут свидетели, все видите эту фотографию. А еще я публично требую генетической экспертизы!
– Не будем пока заходить так далеко, – прервал его майор. – Давайте вернемся к вашей телефонной беседе с господином Еськовым. Что было дальше?
Слезы снова заполнили красноватые глаза несчастного барда.
– Как что? Он послал мою дочь! Вернее, меня. Вернее, мой женский голос. Но это сути дела не меняет. Он послал…
– А вы бы взяли и тоже его послали, – запоздало подсказал сердобольный Алявдин.
– Я не унизился до такой степени! Хотя, возможно, я тоже его послал – сейчас уже точно не помню. Но я его возненавидел. Он отказался помочь дочери!
– С какой стати он стал бы помогать? – возмутилась, скрипнув диваном, Галина Павловна. – Она не его, а ваша дочь. И вообще взрослая тетка уже, на ней пахать можно…