Зимний престол

– Ута – превосходнейшая женщина, я всегда готов отдать ей должное, но не она – княгиня русская. За несколько лет моя сестра Эльга стала необходима этой земле. Все русы и поляне почитают ее, как саму Мокошь. Судя по делам Ингвара, он загубит наследие моего стрыя. Рано или поздно неудачливость убьет его и с ним вместе погубит всю Русь. Я хочу видеть на киевском столе более надежного человека.

Чего Хельги хочет на самом деле, для Мистины тайной не было. Он лишь не мог решить, стоит ли говорить об этом. Его откровенно подбивали на измену, но он понимал: Ингваровой державе сейчас не нужен открытый раздор ни с кем. Ни с дружиной, ни с родней.

Помедлив, он встал. Хельги тоже поднялся, чувствуя, что настал решительный миг. Сейчас Мистина или протянет ему руку – или врежет в челюсть.

Но Мистина выразительно скрестил руки на груди, будто показывая, что ни того, ни другого делать не намерен. Под мягкой шелковой сорочкой проступили округлые мышцы плеч.

– Что ты мне скажешь? – Хельги все же первым не выдержал молчания.

– Я сказал это Грозняте, скажу и тебе. Я клинок поцеловал на том, что сверну шею всякому, кто посягнет на права… твоей сестры Эльги.

– Но я-то не посягаю на ее права! Я ей счастья хочу!

– А знаешь ты, чего хочет она сама? Я – знаю и не стану делать ее счастливой насильно. И никому другому не позволю. Ты – брат моей жены. Но если мне когда-нибудь придется выйти на поле с тобой, свойствó меня не остановит. Ты прав – у меня ничего нет, кроме меча, дружины, моей доли в добыче и… державы русов от Ладоги до Пересечена. Ну и еще вот этого, – он оттянул рукав и показал маленький, давно побелевший шрам на запястье – след обряда побратимства. – Ингвар – и род мой, и моя держава. Даже у тебя есть права на Олегово наследство. Хоть небольшой кусок, да свой. А у меня нет ничего, кроме них.

– И ты не хочешь возвысить свой род, сделав эту державу своей?

– У меня уже есть все, что мне нужно.

– Счастливый ты человек, – с показным восхищением и искренней досадой отозвался Хельги.

– Так мы с того и начали. Меня сам Роман цесарь не в силах ничем одарить… кроме как мир утвердить с Русью. Это надо моим князьям, их державе, а значит, мне.

Хельги молчал, едва удерживаясь, чтобы не кусать губы от досады. Несколько лет он был уверен, что знает слабое место в этой стене щитов, – но под щитами оказалась каменная стена.

– Ладно, – выдохнул Хельги, – тогда пойду я, пожалуй. Нет сил на тебя смотреть – так завидно.

– Да ладно, куда ты! – Мистина протянул к нему ладонь. – И пиво не допили. Садись, поговорим. Все-таки мы с тобой – Греческого царства победители.

– Ну… как скажешь.

Еще раз взглянув ему в лицо, Хельги снова сел. За уверенностью в глубине стальных глаз Мистины ему мерещился слабый проблеск подавленной боли, и он понял: уходить и сдаваться рано.

И он двинул свой синий бокал по столу навстречу бокалу Мистины.

* * *

Покинув Свенельдов двор, Хельги Красный с трудом сдержал желание немедленно повернуть коня на Олегову гору. Но спешить не следовало. У него оставалась в колчане последняя стрела, распорядиться ею надлежало по зрелом размышлении.

– О чем ты думаешь целый день и целую ночь? – приставала к нему недовольная Акилина, которую он взял с собой в Киев, потому что в тесном Витичеве она уже соскучилась до смерти. Двух ее последних товарок увезли Селимир и Хранимир, она осталась совсем одна среди отроков. – От тебя не добиться толку! Неужели наконец вспомнил обо всех своих грехах?

– Я владею некой тайной, и если она выйдет на свет, княгиня будет вынуждена порвать со своим мужем, – ответил Хельги: разговаривать о княжеских тайнах с греческой блудницей было почти все равно что с собакой.

– И что тебя так беспокоит? Расскажи людям – и добьешься своего. Ты ведь хочешь, чтобы этот неудачливый архонт сюда не вернулся?

– Если я объявлю мою тайну в палате при всех архонтах и воинах, Эльге придется выгнать мужа, хочет она того или нет. Но…

– Что – но?

Вместо ответа Хельги лишь махнул рукой, не желая продолжать разговор.

«Я клинок поцеловал на том, что сверну шею всякому, кто посягнет на права… твоей сестры Эльги», – ясно слышал он в воспоминаниях и видел перед собой глаза, холодные и твердые, как тот самый клинок. И если он силой принудит Эльгу поступить так, как хочет от нее он… очень может быть, что пожать победную ниву ему не дадут. Угроза была слишком велика, а Хельги был смел отнюдь не до безрассудства.

Но хотя в Мистине он нашел препятствие, прочное, как стена Царьграда, надежда на успех у него сохранялась. Он верил: есть на свете человек, перед которым и Свенельдич бессилен. Им с Грознятой он отказал, но устоит ли он, если то же самое ему предложит Эльга?

Лишь на третий день он наконец надумал. А подтолкнул его испуг: что, если Мистина разгадает его замыслы и опередит? Ведь не только то важно, что вам расскажут. Не менее важно, кто и как расскажет. Хельги надеялся, что Свенельдич по своей воле не захочет ворошить те старые угли, но ждать больше не стоило.