Зимний Собор

В меня как дунут, будто я – свеча!Весь люд мой Вавилонский заорет!Костер пожрет и жемчуг и мешок!Я ухожу навек, о мой народ.Кто крикнет вам, что жив на небе Бог?!За все грехи. За крупяную мышьЗашкафной лжи. За сердце, ног промеж –Костер Московский,весело горишь,Огнь Вавилонский,души живы ешь!И, мразь и князь, калека и юрод,По стогнам,по соборам,под землей –Пребудут все в огне – святой народ,И – мученства венец – над головой!Сгорит мой Вавилон! Сгорит дотла.Я так любила – в сердце нищеты,В обломках досок, где жила-плыла, –Кремль ненаглядной, женской красоты.Я церкву каждую, как тетку во платках,За шею обнимала, омочаСлезами грудь ей… Ты живи в веках.А я сгорю. Такая я свеча.А я сожгусь. Истлеет в пепел нить.Развышьет сажа вьюжную парчу.О, если б Время злое загаситьВсей жизнью бедной,голой, –как свечу………………ВСЕПРОЩЕНИЕНынче я прощаю всех, кто меня замучил.Брызнет нимбом яркий смех – звездою падучей.Вот и мученица я!.. Вниз гляжу, незрима:Вот и вся моя семья – в небе херувимы.Ну, а вы, родные, вы?!.. – Жалкие людишки!..Не сносить вам головы, не казать подмышки.Выгорел мой век дотла – черною обедней.За подачкой из горла я стою последней.Снегом я – за ратью рать – сыплюсь миру в раны.Мне не страшно умирать: лисьей песней стану.Стану волчьей хрипотой, хищной и святою, –Закружусь над молодой головой златою…Как завою, запою! Как забьюсь колючеЯ – у жизни на краю – в судорге падучей!А златая голова задерется в небо…Слышишь, я жива, жива!.. Сыплюсь белым хлебом!Сыплюсь черным снегом вниз! Языком горячимВсю лижу живую жизнь в конуре собачьей!Всех целую с вышины! Ветром обнимаю!Всех – от мира до войны – кровью укрываю…Прибивали ко Кресту?!.. Снег кропили алым?!..Всех до горла замету смертным одеялом.Штопка, вязка, птичий пух, шерстяная замять…Плачет псом небесный дух. Воет волком память.Сердце – наледь.

Кости – лед.…В кабаке постыломЯ вливаю кружку в рот с занебесной силой.И, кругом покуда смех, чад и грех вонючий, –Плача, я прощаю всех, кто меня замучил.ПЛАЧ ОВИДИЯ ПО ПУСТОТЕ МИРАМне ветер голову сорвет.Кусты волос седые – с корнемМне выдерет. Застынет рот.Подобны станут травам сорнымСлепые пальцы. Небо жжетАлмазной синью зрак покорный.Взвивается поземки сеть.Я рубище давно не штопал.Забыл, как люто пахнет снедь.Забыл – в амфитеатре хлопалРабу, разбившемуся об пол.Красиво можно умереть.А мир великий и пустой.В нем пахнет мертвою собакой.В нем снег гудит над головой.В нем я стою, полунагой,Губа в прыщах, хитон худой,Стою во прахе и во мраке,Качаю голой головой.Стою, пока еще живой.…Изюмы, мандарины – звездыВо хлебе неба. Эта снедьЕще не съедена. Как просто.Как все отчаянно и просто:Родиться. Жить. Заледенеть.***Бей, бейломом в лед,Хилый дворник, бей.Топ, топ, мой народ,Мимо всех скорбей. Бух, бух!.. – рукавицНа морозе – жесть.Бог, Бог, для синиц,Ты, наверно, есть. “Пить, пить!” – у крыльца –Крошево, вино…Бить, битьДо концаЛед – мне – суждено. ФРЕСКА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. ПАВЛИНЬЕ ПЕРО БРАК В КАНЕ ГАЛИЛЕЙСКОЙ…А в солнечный подталый день,Напротив церкви синей,Там, где завода стынет теньВ огне трамвайных линий, –Там свадьба вольная жила,

Дышала и гремела –На самом краешке стола,Близ рюмки запотелой.Здесь песню злую пел мужикО красном сорок пятом.Здесь над селедкой выл старикО времени проклятом.Здесь над невестиной фатой,Отмывшийся с дороги,Молчал солдатик молодой –Безрукий и безногий.Кричали тетки, обнявшись:"Эх, горько! Подсластить бы!.."Рябиновкой глотали жизнь –И юность до женитьбы,С фабричной песней под гармонь,С плакатной матерщиной, –И старости печной огоньЗа швейною машиной…Здесь из немытого окнаВ снопах лучей горячихРоссия зимняя виднаКалечным и незрячим!Видны лимоны куполов,Сугробов белых груди.Видна великая любовь,Видны родные люди.Исусе, мы Тебя давноНа этой свадьбе ждали!Ты воду преврати в вино:Мы за него страдали.А коль нам нечем заплатитьЗа бирюзу метели, –Мы будем есть и будем питьИ петь, как прежде пели.И я, Твоя седая мать, –В застолье этом душном.О как мне сладко обниматьДевчонок простодушных!На кухне чистила треску –О, только б до подушки…Дай, чтобы разогнать тоску,Вина в железной кружке.И я такую боль запью,Которую – не выжечь.И на таком спляшу краю,Что – никому не выжить!А я пляшу! Кричит гармонь!Топчу печаль ногами!…И Солнца бешеный огонь –Над бедными снегами.ИЗГНАНИЕ ТОРЖНИКОВ ИЗ ХРАМАМетели тягучий стон.Прядутся ночные нити.Теперь уходите вон,Из Храма – вон уходите.Вы жрали и пили здесь

Хранили морковь гнилую.Но Ангел благую вестьПринес – я его целую.На красных лоскутьях выРазвешивали цитаты.А после – вели во рвыЖивых, распятых трикраты.А после – бокалов звон,Да люстрой – смертям кадите?!..Теперь уходите вон,Из Храма – вон уходите.Что вы со своим тряпьемРасселись – да с золотишком?!Сей Храм – это Божий дом.А вы о нем – понаслышке:Мол, жил, коптил небосклон,Распяли? – небось вредитель!..Ну, вы!.. Уходите вон,Из Храма – вон уходите.Монетный звон – и бумагВдоль плит истоптанных – шорох…А любящий – нищ и нагНа звонких морозных хорах!Он слышит небесный хор.Он холод вдыхает грудью.Он любит пустой простор –На всем безлюбьи, безлюдьи…А ваше: "Купи-продай!.." –Под купольным светлым сводом –Гляди, опричь не рыдайНад купленною свободой…Но время жизни пришло.Но время смерти изникло.Лампады струят теплоМорошкою и брусникой.Вы, торжники!.. Ваш закон:"За грош – Богоматерь купите!.."Все. Срок. Уходите вон.Из Храма – вон уходите.ГАДАНИЕ МАРФЫ…Гадаю, что станет с Отчизной: сквозь гомон чумной, сивый бред.Ну что ж, попируем на тризне, пождем – пусть прискачет Конь Блед.Но даже Конь Блед не прискачет. А чтоб не сходили с ума,Чтоб не было слышно, как плачут, – пощечину даст нам зима.В Отчизне всегда – Праздник-Холод. Все стынет, звенит будто кость.В Отчизне всегда – Святый Голод, и каждый на пиршестве – гость.И я, приглашенная Марфа – Посадница я или кто?!.. –Дождусь угощенья, подарка, сниму в уголочке пальто.Оно перештопано густо – нет злата другое купить.А зубы!.. – во рту моем пусто: нет серебра, чтобы любить.И вот, не объем я хозяев. Я тощий кусок пожую.А после – в сиянии зарев – вздымусь у стола на краю.И все в лица сытые крикну. Убийц поименно зачту.И Бога Единого кликну,ПристывшегоКо Кресту.А коли и Он не услышит хрипенье Сошедшей-с-ума, –

Я руки вздыму еще выше,Я Временем стану сама.БЛУДНИЦАЧерный город Вавилон. Крыши – костяные спицы.Ало-розовый шифон Вавилонския Блудницы.Золотой, кровавый шелк, зубы разноцветней бреда.Зубы, мой великий волк. Я в ночи на Звере еду.Серьги тяжкие в ушах: полумесяцами – злато.Будто хамский падишах, в нищей я ночи богата.Груди приподнимут газ легкий, ледяной, – поземка…Я – не для ушей и глаз. Я – отчаянья поденка.Зверя я из рук кормлю. Он живой же… есть же хочет…Зверя – я одна люблю. Он мне плачет и хохочет.Руку в яростную пасть я ему кладу – и плачу…Как чудовищу пропасть без любви такой горячей?!..И опять сажусь верхом на загривок. И накидка,Черная, как грязи ком, золотой расшита ниткой.И опять – в снега и грязь, в сырость, оттепель, огнища,Над богатыми смеясь, подавая яшму нищим,Вырывая из ушей золотые дольки, цацки,И швыряя их взашей в гадкую толпу – по-царски, –Изгаляясь и хрипя о любви – верхом на Звере,Все страданья претерпя, все великия потери, –О, такая – кто же я?!.. Кто же, кто же я такая?!..А из церкви – Ектенья все поет, не умолкая:Ты юродка, воробей, птаха-плаха, птенчик милый,Приручительша зверей в боевом зверинце мира,Просто с Города-Китай, просто нищенка с Таганки,Просто выгнал тебя Рай с золотой своей гулянки. ***Меня не оплачет никто.Я же – оплачу всех.Похитьте в дырах пальто.Скрадите мышиный мех.Укутает горла плачпарчовый простора плат. Никто не придет назад.Всех, сердце мое, оплачь.РАССТРЕЛНас всех расстреляли. Хрипим, волчий хор.Барсучее хорканье взорванных нор.Нас – к стенке, изрытой кольем и дубьем;Мочой да вином препоясан Содом.Взашей нас – во мышьи, во песьи дворы.Нам – за спину руки. Глядят две дыры.Сургучное Царское слово – закон.На крошево ситного – стая воронВ сияющих сводах небесных хором.К нам зычно воззвали, за что мы умрем:Ублюдки, до скрута кишок изгалясь,Плюя гнилью яда в подбрюшную грязь,В лицо нам воткнули, как пики, грехи!Железные крики! Раздули мехиКудлатого снега!.. залузганных щек…И визг был последний: