Зимний сон Малинки

Мама приехала не одна, а с матерью Димки и на ее машине. Вот тут уже я онемела, глядя, как они входят во двор. Остановилась с малинками у крыльца в ожидании — мы только с прогулки вернулись с санками, и Димка стряхивал с нас снег.

Старший Гордеев не приехал, но Алла Сергеевна лишь рукой махнула, впервые обнимая меня, и, кажется, совсем не расстроилась его отсутствию. Поцеловала сына, вручила подарки детям и объяснила по-свойски моим родным: «Муж у меня упрямый. Ничего, одумается. У него сейчас гордость задета, от того и кипит. Вы, Людмила Ивановна, не обижайтесь на нас. Кто же знал, что это Маша. Я когда вашу дочь узнала — сразу поняла, что все у сына уже решено. Давайте лучше знакомиться, раз уж теперь мы одна семья…»

Каникулы мы провели в деревне и в город вернулись уже к концу праздничных выходных. К этому времени Димка с отцом так и не помирился, и что касается «Гаранта» — был твердо намерен закончить текущие проекты, по которым взял обязательства, и уйти. А вот дальше… дальше Гордеев вознамерился идти своей дорогой.

Но все это нам предстояло осуществить еще не скоро, и мы, вернувшись на работу, влились в рабочий процесс. Все было, как прежде — планерки, проекты и сроки, не считая того, что я отказалась сидеть в кабинете Гордеева, и теперь он при каждой возможности выходил в офис. Не стесняясь коллег, приносил мне кофе, цветы, и подолгу задерживался рядом, когда ему этого хотелось. Сначала я смущалась, а потом привыкла. Забывшись, сама целовала Димку, радуясь его близости.

Юрка с Валечкой, похоже, тоже не расставались все праздники. Мананку это веселило, и она с удовольствием подтрунивала над Шляпкиным, который вдруг подстригся, стал серьезным и деловитым. Надел галстук и перестал сыпать шуточками и воспринимать юмор. У парочки вовсю протекал конфетно-букетный период, и весь отдел наблюдал их томные взгляды и оценивал смелые эксперименты Валечки с зоной декольте.

Петухова у нас не появлялась. С тех пор, как уволили ее отца, Леночка сидела в бухгалтерии тихо, как мышь, и шуршала бумагами. Задание ей дали ответственное: вспомнить, кому и какие документы она передавала, и Леночка очень старалась выполнить его на отлично. Ее семье грозили серьезные штрафы и судебные разбирательства, и подруга Кирилла очень не хотела в них угодить. Да и подругой Мамлеева, судя по ее кислому виду, она уже вряд ли являлась. А впрочем, меня это никак не касалось. Я с нетерпением ждала вечеров, когда оказывалась дома с малинками и Димкой. И ночей — жарких и пылких, наших, когда мы оставались с Гордеевым только вдвоем.

Малыши быстро привыкли к новому дому и папе. И если Лешка еще какое-то время смущался Димку так называть, то стоило Гордееву прийти в детский сад и в своей гордо-мрачной манере отчитать Антона и его отца за укушенный палец дочки, как Дашка запрыгнула к нему на руки, крепко обняла и назвала папой.

* * *

POV Гордеев

Он поджидает меня у дома — худой, темноволосый тип, одетый в бесформенную футболку и джинсы. Выйдя из машины, нервно курит, поглядывая по сторонам, и, заметив его, я чертыхаюсь, понимая, что Кирилла могла увидеть Малина. Сейчас моя жена на пятом месяце беременности, и именно я тот человек, кто обещал оберегать ее покой от приветов из прошлого.

Я останавливаюсь, чтобы узнать, какого черта ему здесь понадобилось, радуясь про себя, что дети играют на площадке с бабушкой и не замечают нас.

Я не здороваюсь с ним и не называю по имени. Я задаю прямой вопрос и жду ответа.

— Зачем пришел?

— Не поверишь, на детей посмотреть. Слышал, ты собираешься их усыновить? Мне это не нравится, Гордеев, и я не буду это терпеть. Их отец — я, а не ты. И если мы не договоримся, я постараюсь, чтобы рано или поздно они об этом узнали.

Если я и удивляюсь, то виду не подаю. Вот только руки сжимаются в кулаки, и мгновенно в висках пульсирует желание атаки.

На самом деле мне плевать, что ему нравится, а что нет. Как безразличен он сам. Это бравада наносная, он знает, что если мы схлестнемся, он проиграет. Как проигрывает «Реформ-строй» и он сам все последние тендеры, превращаясь в никому не интересного игрока. Именно последнее и привело его сюда.

— Я бы тебе вмазал, Мамлеев, руки так и чешутся, но не хочу малышей пугать. Мне с тобой не о чем договариваться. Не думаю, что у тебя есть хоть малейшее право интересоваться их судьбой.

— Папа! Папа! — голос сына раздается с детской площадки, отвлекая от разрушительных мыслей, и я оборачиваюсь. Вижу, как Лешка по навесному мостику перебирается с одной горки на другую, и с криком: «Смотри, как я умею!» съезжает вниз. Снова кричит, забираясь по лесенке вверх:

— Круто, да?

Я поднимаю вверх большой палец и отвечаю:

— Круто! Давай еще!

Поворачиваюсь к нежданному гостю, который сейчас застыл, и обещаю:

— Дети называют отцом меня. Я получил это звание авансом, они мне поверили, и я сделаю все, чтобы заслужить их доверие. И если они когда-нибудь о тебе узнают, я постараюсь, чтобы ты не выдержал конкуренции.

— Это мы еще посмотрим.