Зимний ветер

"Ничего себе вояки!" – неодобрительно подумал Гаврик, потуже затянул пояс и лихо сбил на затылок кожаную фуражку.

Прежде чем спрыгнуть на низкую крышу погреба, оказавшуюся под ним, он посмотрел на улицу и увидел телефонный столб с сидящим на нем на фоне лунного неба матросом, который рубил тесаком провода.

"Гоп ля!" – произнес про себя Гаврик и спрыгнул на дерновую крышу погреба.

Затем завизжала дверь на блоке, и Черноиваненко-младший вошел в караульное помещение.

На него никто не обратил внимания, потому что как раз в это время молодой чернобровый и черноусый красавец унтер-офицер в белой домашней бараньей папахе, сбитой набок, с шашкой между колен, сидя на нарах, рассказывал сказку и, по-видимому, дошел до самого интересного места.

– Тоди вовк наився добре, вылез из-под стола, сил посреди комнаты и каже: хочу спивать!

– И правильно сделал, – сказал Гаврик, присаживаясь на нары. – Здравствуйте, товарищи караульные!

Рассказчик остановился. Караульные посмотрели на Гаврика. Впрочем, без особого удивления. Время было такое, что воинской дисциплины придерживались немногие; все привыкли к тому, что в казармах и караульных помещениях постоянно находятся солдаты из других частей или даже посторонние, вольные – какие-нибудь представители, делегаты, уполномоченные.

Достаточно было Гаврику мельком взглянуть на караульных солдат, чтобы сразу понять обстановку.

Караул как караул. Солдаты как солдаты. Фронтовики, побывавшие, видать, в разных переделках, на разных участках: и на Стоходе, и под Сморгонью, и в Августовских лесах, и в Добрудже.

Многие, судя по нашивкам на рукавах, по два, по три раза раненные, контуженные, отравленные газами. Люди, смертельно уставшие от войны и продолжающие тянуть военную лямку скорее по привычке добросовестно служить, чем по каким-нибудь другим причинам, а сказать проще, неизвестно за каким чертом!

Были они нижними чинами в царской армии, потом гражданами – солдатами Керенского, а теперь нашили им на старые, сплющенные пехотные мерлушковые папахи красные висюльки – шлыки, – и они уже считаются вооруженными силами Центральной Рады, гайдамаками, а что она за Рада – бис ее знает!

И вот теперь вместо того, чтобы делить у себя в деревне землю, спать на грубке с бабой, они сидят в караульном помещении, курят махорку "Тройка" и слушают сказку про вовка, который пришел лютой зимой к своему другу коту Ваське, худой, голодный, жалкий, и попросил, чтобы кот Васька во имя старой дружбы накормил его ради Христа чем-нибудь. Кот Васька пожалел своего друга, впустил его в хату и спрятал под стол. "Придут до хозяина гости, станут пировать, – говорит, – тогда я буду тебе бросать со стола что попадется – косточку, кусочек сальца, хвист ковбаски, грудочку кашки, вот ты и накушаешься. Только ты смотри, вовк, сиди под столом смирно и за ради бога не рыпайся, потому что я тебя добре знаю: пока ты голодный, ты тихий, а как накушаешься, так сразу вылезешь из-под стола и начнешь спиваты. Не дай тебе боже! Потому что тогда ни тебе, ни мне не сносить своей шкуры". Вовк поклялся страшной клятвой, что будет сидеть под столом смирно и тихо, давал святой истинный крест. И не удержался. Как только наелся, сейчас же вылез из-под стола, сел посреди хаты, посмотрел на гостей и сказал: "Хочу спиваты".

– Это уже конец сказки, – спросил Гаврик, – или же с тем вовком еще будет какое-нибудь дело?

– Не. Еще не совсем конец. Еще его будут убивать вместе с его дружком котом Васькой, – ответил рассказчик красавец унтерофицер. – А ты что за человек и как сюда попал?

– Я уполномоченный, – сказал Гаврик.

– Так я и сгадал. До нашего берега что ни прибьет, то либо уполномоченный, либо делегат. От кого уполномоченный: от самокатчиков? – спросил унтер-офицер, косясь на кожаную фуражку Гаврика.

– Не угадал. От военно-революционного комитета, солдат Черноиваненко. А вы кто?

– Караульный начальник от 2-го гайдамацкого куреня.

– Так вот, вы мне, товарищ, как раз и нужны.

– Об чем речь? – строго спросил караульный начальник и застегнул воротник шинели на крючки.

– Слухай здесь, – сразу переходя на дружеский тон, доверительно, даже с некоторой нежностью в голосе сказал Черноиваненко. – Вчера наши представители сговорились с вашими представителями, что вы добровольно и мирно сдаете нам свои посты, а мы сегодня приходим со своим караулом, а ваши хлопцы не хотят сменяться. Тебя как звать?

– Василий.

– Так что же это, Вася, получается? Льете воду на мельницу помещиков и капиталистов? За кого вы стоите?

– Мы стоим за народ, за крестьянство, за Центральную Раду.

– Чудак человек, какая же она, твоя Рада? Народ? И где она находится? Ее давно уже сбросили! – воскликнул Гаврик. – Теперь, с конца декабря, есть Украинское советское правительство, и никакого другого. Так называемый Народный секретариат. Слыхал?

– Ну, слыхал. Какая разница?

– Разница та, что Центральная Рада – это власть помещиков и капиталистов, а Народный секретариат – власть Советов рабочих, крестьянских, солдатских и матросских депутатов.

– Очень может быть.