Зимопись. Книга 2. Как я был волком (СИ)

— Разве разное? А-а, ты про левый-правый? Сами выбирают, исходя из дружеских связей или количества. Когда кого-то больше, там чаще остаются без жен. Перейдем к местам имения?

Я вынул новый козырь, чтоб занять властителя, когда предыдущий будет бит:

— Что по-вашему значит «альфа и омега» из начала вашей речи?

— А по-твоему? — насторожился Фрист.

— Сначала хочу выслушать вашу версию.

— Подожди. Если спросил, то знаешь значение?!

По-прежнему облокачиваясь на стену у окна, я пожал плечами. Дескать, жду ответа.

— Ничего не значит, — буркнул Фрист. — Старинная священная формула. Типа предваряющего заклятья к божественной речи.

— Альфа — первая буква еще одного шифра. — Я двинулся от стены к трону. — Омега — последняя. Смысл вашего заявления: «Я — первый и последний».

— Смысл мне и так был понятен… — Фрист задумался. — Этот шифр тоже знаешь?

— Выборочно.

— Нарисуй альфу.

Не жалко. Нарисовал на дощечке сразу вместе с омегой.

— А это омега.

— Между ними спрятана вся Вселенная?

— Можно сказать и так.

Романтик он, однако. Или философ. Или книжек умных начитался. Действительно, буквами от первой до последней можно описать всё. Осталась мелочь: узнать это всё.

Лоб Фриста собрался вертикальными морщинами. В глазах бесилась мысль. Хозяин поймал неуемную мысль за хвост… и спрятал подальше.

— А ведь ты не простой ровз.

— Тогда очень глупый, если так легко выбалтываю величайшие тайны.

— Потому что молодой.

Хотелось сказать резкость, но я передумал. Вместо этого, отойдя к окну, сообщил:

— Молодой организм хочет кушать.

По хлопку повелителя Миледа и Тида прибежали за столиком с красками. Руки протянули, но взять не успели.

— Стоять! — Фрист резко поднялся и обошел кругом каждую из застывших служанок.

Девушки прятали взоры и теребили пальцы.

— Принесите поесть, а потом — танец для меня и моего странного гостя.

Он обернулся ко мне:

— Столько времени потеряно. Жаль. Ничего не успеем. Даже руки опускаются что-то начинать.

— О чем вы думали минуту назад? — прямо спросил я.

— Я? — по-детски переспросил Фрист. — Ты и мысли читаешь?

Неплохо бы сблефовать, но раскусит сразу.

— Только лица. Итак, что надумали нехорошего? Я видел.

Старик рассмеялся:

— Ничего не скроешь. Пришла безнадежная идея вместо тебя отпустить другого. Глупо, конечно. Но так жаль расставаться со знающим собеседником.

На подоконнике перед нами накрыли шикарный стол. Я отметил что из новеньких не видно Геды, но примелькавшаяся за сегодня тройка, как уже понимаю, не единственная. Дворец большой, дел много, и сменяться иногда надо.

Пока тройка новеньких подносила, сразу по четыре незнакомых мне служанки выстроились в центре зала в три ряда. Вон их, оказывается, сколько. И если еще не все…

Хлоп! — одновременно соприкоснулись двенадцать пар ладоней. Хлоп! — с секундными перерывами продолжили они, задавая четкий ритм. Опоясанные бахромой ножки начали пританцовывать. Бахрома — подлетать. Тела — худенькие, пышные, высокие, низкие, загорелые и не очень — ритмично подрагивать. Хлопающие руки поднялись над головой, талии качнулись из стороны в сторону, бедра двинулись как в индийском танце. Затем принялись качаться еще, еще, еще, амплитуда нарастала. К талиям присоединились головы, во время раскачиваний падавшие направо и налево. Налобные нитяные занавесочки полностью открывали на это время глаза: смущенные, требовательные, опасливые, лукавые, шальные, разные. Хлоп! — одновременно поднялись, согнувшись в колене, правые ножки по углам шести квадратов. Хлоп! — сменили их левые. Движения простенькие, но настолько слаженные, настолько чувственные, настолько завораживающие…

— Ррр! — донеслось через проем с «улицы».

— Что они делают?! — обернувшись, вскричал я.

Надсмотрщик, державший детеныша, опустил его на землю и дал пинка. Встав на четыре ноги и ошалело оглядевшись, человолчонок прыгнул вперед. Никто не гнался. А гнаться было кому: напротив выстроились шеренгой дети и подростки мужского пола, в руках они держали луки.

— Готовсь! — скомандовал надсмотрщик, которого я обозвал так из-за кнута, висевшего на поясе. Их носили только хранители и надсмотрщики ровзов.

Маленькие долинники натянули тетивы. Юный человолк бросился наутек. Дав ему немножко уйти, надсмотрщик дал отмашку:

— Можно.

Рой стрел взвился в воздух, настигая детеныша.

— Остановите! — Мой взгляд практически ударил Фриста.

Он остался невозмутим.

— Невозможно. Дети должны тренироваться.

Мы об этом уже говорили. Тогда Фрист заявил, что дети должны тренироваться с детьми. Вырастут умения — повысится возраст соперников. Вот куда исчезали дети…

— Его же убьют! Как и предыдущих!

— Ты так долго убеждал меня, что человек, а не животное. Я уж поверил было, что нечто человеческое в тебе имеется. Теперь доказываешь обратное.

— Вы совершаете убийство!

— В заповедях не говорится о животных.

Круг замкнулся. Я попал в логическую ловушку.