Зита и Гита

— За что я люблю тебя, брат мой, — сказал Гупта, — так это за твою непосредственность, отзывчивость и храбрость. Кстати, вы с Зитой обязательно должны погостить у нас. Моя мама просто без ума от тебя и твоей супруги.

— Ха! «От его супруги»! Как будто моя супруга чем-то отличается от свояченицы! — смеясь, заметил доктор.

— Рави, ты сам прекрасно знаешь, что внешне они почти не отличаются друг от друга, но внутренне…

— Да, да! Согласен! Я неудачно пошутил. Сдаюсь!

Трое мужчин и секретарша адвоката вошли в холл. Навстречу им с распростертыми объятьями засеменил Бадринатх. Обменявшись приветствиями и усевшись за большой овальный стол, мужчины расслабились. Было пять часов утра, время плодотворной работы всех людей умственного и физического труда, как говорится, «час пота».

— Да, жарко! Все по-пословице: «Дьявол держит зонт над Бомбеем». Скоро сезон дождей. То-то радости будет! — сказал Бадринатх, поправляя очки в никелевой оправе.

С возгласами приветствий, улыбками и сердечными жестами спустились Зита и Гита, наполнив холл тонкими ароматами духов, атмосферой радости, молодости и женственности. Наконец-то «собрание» обрело завершенную форму, гармонию.

На Зите блистало сшитое со вкусом легкое платье из шелковой тафты, удлиненное до щиколоток. Гита была одета в юбку из такого же материала и блузку из серебристого шелкового муслина. Своей необычайной схожестью сестры придавали воображению особенную аритмию, или же, наоборот, — совершенную повторяемость всего сущего в природе.

— Дорогой мой супруг! Ты чем-то взволнован? — и Зита мягко подошла к мужу.

— Что ты, Зита, милая моя! — ответил Рака. — Я спокоен, как лотос на поверхности вод.

Все улыбнулись. Гупта не отрывал взгляда от Раки.

«Да, действительно, он сильно похож на моего брата. А какое врожденное благородство и интеллигентность!» — подумал он.

— Ну что, мои красавицы, — начал адвокат, — кто познакомил вас с Рави и Ракой? — И сам же ответил: — Я!

— Да, но со своим мужем я познакомилась сама, вернее, он со мной познакомился! — весело и с намеком парировала Зита.

— И то верно. Но я позволю себе небольшую вольность. Глядя на ваши юные счастливые лица, так и хочется сказать словами поэта:

«Но вот она увидела царевича, и стрела любви пронзила ее сердце. Поводья сдержанности и терпения выпали из рук, вор похитил разум и чувства, и она упала без памяти», — процитировал Гупта, как бывало на студенческих вечеринках.

— Господин Гупта, вы пророк, вы наш настоящий друг! Вы необыкновенный человек, гордость индийской нации! — нежным голосом сказала Зита.

— Обычный человек. Адвокат. Страж закона, а сухости, вроде бы, у него нет, — медленно с иронией проговорил доктор.

— Милый мой! — обратилась к нему Гита. — Сестра сказала истинную правду: Гупта необыкновенный человек и наш друг. Правда, господин Гупта?

Мужчины встали, увидев приближающуюся к ним в сопровождении Раму, Индиру. Все поклонились ей.

— Простите меня. Я не буду много говорить, ибо сердце мое обрело ту священную стезю, о которой оно мечтало столько лет. Сын мой, — и она повернула голову к портрету Рао и Лолиты, — ты должен быть счастлив там, на небесах, зная, что дочери твои нашли свое счастье! — и она смахнула краем сари крупную слезу.

Воцарилось молчание.

— Зита и Гита, внученьки мои, простите меня, старую, если я что-нибудь не так сказала. Я люблю вас обеих всем своим сердцем и всеми своими чувствами! — закончила Индира.

— Бабушка! — вместе проговорили внучки и окружили ее. — Не плачь!

— Это светлые слезы, слезы радости. Не беспокойтесь, все будет хорошо.

— Итак, господин Гупта, мы вас слушаем! — прервал изъявления чувств Бадринатх.

Гупта разложил на столе протоколы ревизий и отчеты администраторов по недвижимости — сельскохозяйственным угодьям и промышленным предприятиям. Некоторые из отчетов он зачитал вслух. В них содержалась подробная и исчерпывающая информация о долгах, прибылях, вкладах и ассигнованиях на развитие производства. Все сведения, которые адвокат сообщил присутствующим, заняли не более часа.

Подали чай.

Секретарша огласила завещание Рао, отца Зиты, единственной дочери, как ему было известно в ту пору.

— Да, что касается Гиты, то она, по закону, может претендовать на часть наследства с согласия Зиты, — пояснил адвокат.

— Конечно, я согласна! Я и Гита — родные сестры, — уверенно сказала Зита.

— Нет, нет! Я не претендую ни на какую часть! — ответила Гита. — Сестра! Не обижайся на меня, но я и так счастлива, у меня все есть, я и так богата! У меня есть ты, дядя и мой бесценный супруг, — она нежно посмотрела на Рави огромными черными очами с бархатными ресницами, в которых светилось счастье и, помолчав, добавила:

— Я — бедная цыганка, танцовщица на канате! Простите, я… нет, нет, я дочь своих родителей, я высокого происхождения, но все это не важно! Человек, если он человек, будь он чандалом или божьим человеком — неприкасаемым, он всегда человек.

— Гита, успокойся! — ласково сказал Рави. — Незачем так расстраиваться. Тебе только восемнадцать лет. Вот станешь матерью и изменишься. Не надо так волноваться…