Читаем ЗК-5 полностью

«Лев Николаевич Толстой, — прочел Салтыков в эссе Овсяникова, — родился 28 августа (9 сентября нового стиля) 1828 года в имении Ясная Поляна Тульской губернии. Принадлежал к древнейшим аристократическим фамилиям России. — Видимо, Овсяников считал такой лапидарный подход к биографии Толстого наиболее уместным, как и некий романтический флер, связанный с именем Тургенева. — Получил домашнее образование и воспитание. После смерти родителей (мать — 1830, отец — 1837) с тремя братьями и сестрой переехал в Казань, к опекунше П. Юшковой. Шестнадцатилетним юношей поступил в Казанский университет, сначала на философский факультет по разряду арабско-турецкой словесности, затем учился на юридическом, но в 1847 году, не окончив курс, оставил университет и поселился в Ясной Поляне».

В последующие четыре года, сухо перечислял Овсяников, будущий писатель то переустраивал быт своих крестьян, то жил рассеянной светской жизнью в Москве. Впрочем, потворствование порокам (кутежи, цыгане, карты во всю ночь) не помешало Льву Николаевичу весной 1849 года выдержать экзамены в Петербургский университет. Позже со степенью кандидата права он определился на службу канцелярским служащим в Тульское дворянское депутатское собрание, а в 1851 году уехал на Кавказ — место службы его старшего брата Николая. Участвовал в военных действиях против чеченцев. «Набег», «Рубка леса», «Казаки» навеяны эпизодами этой его кавказской жизни. В 1854 году, будучи артиллерийским офицером, перевелся в Дунайскую армию, а после начала Крымской войны — в Севастополь. В рассказах, которые он так и назвал — «севастопольскими», героизм русских солдат показан был через каждодневные военные будни, — ничего из величественных «исторических картин», излюбленных литераторами. Грязные, размытые дождями, разбитые копытами лошадей улицы — необитаемые, вывесок нет, двери закрыты досками, окна выбиты, где обвален угол стены, где пробита крыша. «Строения кажутся старыми, испытавшими всякое горе и нужду ветеранами». Ядра валяются в залитых водой ямах и прямо под ногами. Проходят, меся грязь сапогами, усталые команды солдат, пластунов, изредка пробегает случайная женщина, но «женщина уже не в шляпке, а если — матроска, то в старой шубейке и в солдатских сапогах». Камни, мусор, ломаные доски, и на крутой горе — грязное пространство, густо изрытое окопами и канавами. Там, собственно, и находился четвертый бастион, жильцом которого называл себя Толстой.

15

142…

114…

16

Отрывки для будущей хрестоматии Овсяников взял не только из «русских» произведений Тургенева. В Севастополе Тургенев не бывал, зато в Париже видел не менее значимые события. Например, специально написал о барабанах 1848 года. Почему-то именно этот очерк Тургенева Овсяников посчитал знаковым. Баррикада, толпа, вытянувшаяся с левой стороны бульвара, тонкие, лучистые иглы штыков над цепью национальной гвардии. Чем гуще собиралась толпа, отмечал Тургенев, тем тише становилось на бульваре. «Точно дымка легла на все звуки». И безмолвно бежала перед толпой черненькая кривоногая собачонка.

Потом грянул короткий, жесткий звук.

Он походил на стук упавшей железной полосы.

И вот только после этого нестерпимо сильно затрещало и рявкнуло.

«Это инсургенты дали залп сквозь жалюзи окон из верхнего этажа занятой ими жувеневской фабрики…»

17

«Севастопольские рассказы».

«Детство», «Отрочество», «Юность».

Рассказы. Некоторые статьи. «Казаки».

Осенью 1856 года Лев Николаевич Толстой вышел в отставку, а в 1857 году отправился в полугодичное заграничное путешествие по Франции, Швейцарии, Италии, Германии. Вернувшись, открыл в Ясной Поляне школу для крестьянских детей, в которой сам вел занятия. Это вам не девочка Полина, забывшая во Франции родной язык. Вступил в должность мирового посредника, работал над большим романом «Декабристы».

«Он много обещал, — писал Овсяников. — Писатель ведь всегда виден по тексту. Сразу. Пусть он будет самым последним из чукчей, пусть граф он или машинист паровоза, пусть правильно или неправильно расставляет слова, пусть вкус его подводит — главное, чтобы текст был живой».

Замыкала эссе Овсяникова сухая справка.

«Родился 28 августа (9 сентября) 1828 года.

Убит на дуэли с И.С. Тургеневым — 28 мая 1861 года».

18

144…

114…

19

«Плазма» — два на три метра.

Плывущие по экрану портреты.

Пушкин. Улыбка, никого не обманывающая.

«У каждого творца должны быть преследователи, — писал Овсяников. — За каждым творцом непременно должен гоняться хищник»…

А вот и Лермонтов. «Бешмет белый каленкоровый… Халат бохарский кашемировый… Халат малашовый на меху кримских мерлушек…» У этого точно хватало хищников-преследователей… «Шинель светло-серого сукна с красным воротником летняя на декамитовой подкладке…»

О чем думают онкилоны и выпестыши, глядя в выпуклые глаза писателей?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза