Злая шутка

Она и в тот вечер не хотела никуда идти, но приглашение исходило от Кота, который обещал продемонстрировать Вере новую штуку, как он называл свои «произведения», и очень волновался. То, что он на взводе, заметила и Настя, но ей и в голову не пришло поверить, что он волнуется перед выступлением. Это его работа, вернее, халтура. Тоже мне, Мацуев, подумала Настя, – волнуется он. Небось закинулся уже, вот вам и все волнение. Настя строго следила, чтобы он не втянул в свои пристрастия Веру, только этого еще не хватало. Верка только отмахивалась: ты что, мол, с ума сошла? Вообще-то период в жизни у Большаковой был как раз хороший. Ее мама – приветливая, красивая, уравновешенная женщина – встретила приличного человека, вроде как доктора. Настя только не поняла, доктора в смысле врача или ученого, но то, что у него была степень, это точно. Человек, судя по всему, был достойный, щедрый и свой диктат в семье установить не пытался. А уж Настя как никто знала, что это такое. Ее мать пару лет назад привела в дом какого-то попугая, Насте он активно не понравился, но она смолчала: во-первых, это не ее жизнь, а матери, во-вторых, может, теперь дура угомонится наконец и перестанет безумствовать в поисках мужа. Нехорошо так о матери, конечно, но если б кто видел, во что она превратилась в последние годы, тот бы понял. Настин отец сгинул в неизвестном направлении, когда она была шестиклассницей, мать с год бесилась от злости, бухала, без всяких причин орала на дочь, но потом остановилась, решила искать нового мужа, пока не стала старухой. Настя поначалу обрадовалась, думала, наконец-то мать возьмется за ум, пока с работы не выгнали. Работала она в городском Департаменте культуры. Хоть и не большим начальником, а все-таки не шутки. Там же имела и какой-то побочный гешефт, иначе откуда у нее деньги? Она и взялась, но только не за ум: эта субстанция, по ее мнению, на успехи в личной жизни никак не влияла. Это и не страшно, ума у нее и не было никогда. Она принялась усиленно омолаживаться и «приводить себя в порядок». Наращенные в пол-лица ресницы у взрослой тетки смотрелись дико. Но когда Настя попыталась сказать матери, что та стала похожа на Дюймовочку на пенсии, то просто получила подзатыльник. И спасибо еще, что мать ограничилась только им одним. Потом она увеличила губы и стала напоминать куклу из секс-шопа, о чем Настя благоразумно промолчала. Следующим шагом стали татуировки на видных местах, а когда дело дошло до уколов ботокса, Насте уже было стыдно появляться на улице рядом с матерью. В обновленном молодежном гардеробе, с последствиями весьма неудачных процедур мать являла собой жалкое зрелище. Говорить с ней о чем-то стало совершенно невозможно, она зациклилась на поиске мужика, стала посещать неких сомнительных ведуний, платила бешеные деньги за какие-то привороты. Короче, полностью съехала с катушек. К тому же она стала злая как черт, все вокруг ее раздражало или «выбешивало» – слово, от которого Настя просто сходила с ума. Раньше мать любила, когда Настя садилась за фортепиано заниматься, и даже если произведение находилось только на стадии разбора, она устраивалась поблизости, слушала. Теперь уходила в свою комнату, закрывала дверь. Летом ее изнуряла жара, зимой бесил холод. Ее раздражали люди, фильмы, музыка, передачи о политике, разговоры о ковиде, новостные сайты и многое другое. Вернее, все вокруг. И когда матери, наконец, попался мужичок, Настя даже обрадовалась, хоть он и был похож на настоящего придурка. Скоро выяснилось, что не просто похож, он придурок и есть. Жить ему было негде, так что в их жилплощадь он вцепился мертвой хваткой. Материны несвежие, накачанные силиконом прелести его интересовали не так сильно, как ее деньги, а вот на Настю он стал заглядываться с первого же дня, а где-то через месяц даже предпринял первую попытку «заехать» по-настоящему, по-взрослому. Настя не стала грозить ему тем, что пожалуется матери, вместо этого мило улыбнулась и тихонько сказала:

– Следующий заезд будет для тебя последним.

Видно, что-то в ее интонации или в голосе насторожило маминого друга, хотя не в его правилах было показывать слабость малолетней девчонке.

– И что ты сделаешь, сопливая дурочка? Убьешь?

– Ну не сама… Наркомана найму за пять штук. А может, и сама, – сказала она, прищурившись, оценивающе осматривая противника с головы до ног, – куплю у наркош порошочек и насыплю тебе в суп. От души, с передозом. Может, сдохнешь, а может, инвалидом сделаешься. Так что не лезь ко мне, целее будешь.

– Ты что, совсем отмороженная?

– Да, – спокойно ответила Настя, – отмороженная. Не в себе я, так что ты лучше подальше держись.

Он поверил, больше не лез, смотрел волком, но не цеплялся. Терпеть его присутствие в доме становилось все труднее, но, по счастью, они с матерью долго не пробыли вместе, разругались, и попугай отвалил. К тому времени мать вроде успокоилась, нашла себе еще кого-то.