С другой стороны, разве вы, дорогие читатели, не бывали на вокзалах? Не жмурились на сверкающую рельсу? Не нюхали копоти и дегтя? Не покупали горячих пирожков в дорогу? Не шарахались в сторону от зычных криков «Поберегись!», кляня дрягиля[34]
на чем свет стоит? Разумеется, все это знакомо каждому на собственном опыте. Ничего нового писатель не сообщит, разве что упомянет в какой цвет стены выкрашены – в желтый, как на Николаевском вокзале, или в голубой, как здесь, на Брестском.Марьяна давно уже прошла в вагон первого класса, а двое носильщиков с пыхтением погрузили дорожные сундуки и саквояжи. Анна торопливо прощалась.
– Сейчас мы едем до Варшавы, а после – в Берлин. Торопиться не будем, погуляем по Европе. Вам бы сейчас тоже уехать, господин Мармеладов. Большое путешествие избавит от тоски.
– Вы правы, я подумываю о том, чтобы уехать из Москвы. Может быть на год, а может и на все десять. Поброжу по Парижу, загляну в Лондон – давно хотел выучить английский язык, да все руки не доходили. Потом, может быть, и ваши теплые края навещу.
– Приезжайте, я всегда буду вам рада! – Крапоткина прикоснулась кончиками пальцев к его щеке. Сыщик покраснел, но не отстранился.
– Время вышло, сударынька! – проводник вежливо, но настойчиво подтолкнул ее к ступенькам. – Проходите в купе.
– Сейчас, сейчас, – она вынула из сумочки сложенный вчетверо лист и протянула Мармеладову. – Возьмите! Я записала все, что выяснила Мара о вашем будущем – близком и далеком. Почерк у меня не самый понятный, но… Разберете. Здесь самые важные события.
Анна вбежала в вагон, обернулась на последней ступеньке.
– Вы обязательно должны прочесть свою судьбу. Слышите? Обязательно! Это убережет от многих опасностей. Пообещайте мне, что прочтете!
Он кивал, а потом еще долго махал рукой. Через несколько минут последний вагон уходящего поезда превратился в маленькую точку, а потом и вовсе исчез за горизонтом. Тогда сыщик разорвал бумагу в мелкие клочья и подбросил над головой.
– Пошто же ты, охальник, мусоришь! – сухонький дедок в черной тужурке набирал кипяток в продавленный со всех сторон чайник. – Я ведь надысь подметал. Рази ж тут будет порядок, пока ироды ходють?!
– Не серчай, отец. На-ка вот, – Мармеладов протянул серебряный рубль, – возьми за труды. Не поминай лихом.
И, глядя как обрывки его судьбы разлетаются по ветру, пошел по опустевшему перрону навстречу новому дню.