Златовласка

Аня закрыла глаза и постаралась представить себе это самое «иначе». Получалось не очень, в сознании мелькали разрозненные картинки-кадры, на них сплошь красивые смеющиеся и улыбающиеся люди, которое смотрят на нее тепло и открыто, протягивают руки, зовут с собой. Ее люди. Свои. Никакого успеха, признания или богатства она не хотела так сильно, как простого человеческого тепла. Быть для кого-то другом, быть своей в чьей-то компании. Не смотреть со стороны, как кружатся на танцполе парочки на выпускном, не улыбаться подслушанной шутке, не отводить глаза, не прятать зависть в глубине души, не идти домой одной в рассветной дымке. Больше не быть одной. Никогда.

13

Аня сразу заметила, как изменилось лицо Елены Николаевны, когда она подняла руку на перекличке. Страх, злость, презрение – Аня так часто видела эти эмоции на лицах людей, что не могла ошибиться. Ей было достаточно доли секунд, чтобы понять: будут проблемы.

Петрова Е.Н. заведовала кафедрой Истории и теории государства и права. Девочки в общежитии в один голос твердили, что Ане очень повезло, что именно Петрова будет вести в ее группе теорию права – это самый важный предмет на первом курсе, а Петрова берет себе очень мало групп. Ане не терпелось познакомиться со светилом, но этот взгляд, брошенный на нее поверх журнала, все изменил за мгновение. Она сидела, растерянно оглядываясь и пыталась понять, что же только что произошло.

Одними взглядами Петрова не ограничилась: она то игнорировала Аню на занятиях, то наоборот, вызывала на каждой паре, отпуская едкие комментарии и придираясь к формулировкам ее ответов, не принимала ее письменные работы или занижала балы за очевидно правильно выполненные контрольные. Аня ходила на все лекции, заучивала конспекты и штудировала учебник и первоисточники, но понимала, что все зря – это была травля. Одногруппники ей сочувствовали, возмущенно переговаривались в коридоре после каждой пары и всячески ее поддерживали, но в глубине души были рады, что не они стали объектом ненависти. Аня не могла осуждать их за это, как и за то, что никто ни разу не высказал своего возмущения преподавателю в лицо – это, несомненно, было выше их сил. Ее жизнь сделала новый виток: теперь задира была только одна, зато преисполнена реальной власти, а Сашек было много, но они по-прежнему лишь молчаливо опускали глаза.

Девчонки в общаге тоже лишь разводили руками: «Слушай, за Лёлей Николаевной такого раньше не замечали. Даже не вериться». Аня понимающе кивала и была благодарна уже за то, что они ей верили, не смотря ни на что.

– Сходи к ней на консультацию, – предложил кто-то из старшекурсниц. – Поговори с ней один на один. Только не пытайся выяснять отношения. Пораскланивайся, скажи, как мечтала у нее учиться, спроси, в чем твои ошибки, что исправить, где доработать, кого почитать. Преподы такое любят. Да, придется заискивать и лебезить – это унизительно, но кажется, у тебя нет другого выхода.

«Унизительно? – подумала Аня. – Девочки, да вы совершенно ничего не знаете об унижении».

Впрочем, совет был дельный, а других вариантов и правда у нее не было.

Консультации Елена Николаевна проводила в своем кабинете на кафедре. Аня долго стояла под дверью, гипнотизируя пластиковую табличку с надписью: «Заведующий кафедры. Петрова Е.Н.», потом резко выдохнула, как будто перед прыжком в прорубь, и, коротко постучав, открыла дверь.

– Можно? – дежурно спросила она.

– Да ты издеваешься, – услышала Аня вместо разрешения войти. Завкафедры швырнула ручку, и скрестила руки на груди. Аня не двигалась с места. Она хотела сбежать, но напряжение, возникшее между ними, намертво приклеило ее к месту.

– Ну, что ж. Проходи, – Елена Николаевна указала на один из стульев напротив.

– Здравствуйте, – попыталась Аня начать разговор с чистого листа. – Я хотела…

– Да знаю я, чего ты хотела. Я вот смотрю на тебя и не пойму: ты вроде не дура, на что ты рассчитывала?

– Простите, я не…

– Не понимаешь, да. – Елена Николаевна встала и звонко цокая 10-сантиметровой шпилькой прошлась по кабинету. В одном из шкафов оказался припрятан небольшой бар: несколько открытых бутылок, пара изящных бокалов и низких широких стаканов – в один из них она налила себе виски, и сделав глоток, так же невозмутимо вернулась в кресло за рабочим столом.

– Все дело в том, девочка, что я знаю, кто ты. И это меня бесит, – она еще немного помолчала, напряженно вглядываясь с Анино лицо. – Ты действительно не понимаешь. Смешно. И где-то даже трагично. Ты дочь моего мужа.

Аня перестала дышать. Она никогда не думала, что у ее отца была другая семья и уж тем более не ожидала встретиться с ее частью.

– Даже не думай отпираться. Я тебя сразу узнала, хотя никогда не знала о твоем существовании. Ты очень сильно похожа на моих собственных детей. Невероятно похожа, – она невесело усмехнулась. – У вашего отца сильная кровь. Вы все на него очень похожи. Правда, тебе вот не повезло с глазами. По их линии у всех черные выразительные глаза, а у тебя серые и холодные, в мать должно быть.