Ему на мгновение показалось, что он никуда и не уезжал из родной деревни. Со всех сторон его окружали рослые, черноволосые здоровяки, пристально смотревшие на него синими, голубыми и серыми глазами. Услышав имя киммерийского бога, воины удивленно переглянулись и стали переговариваться между собой на наречии, которое до удивления было похоже на то, на котором пела ему колыбельные песни матушка Маев.
В этой речи, правда, было слишком много устарелых слов, которые в деревне Конана помнили лишь дряхлые старики, мелькали в ней и гирканские выражения, но общая суть была ясна. Здесь, на краю света... Как могло случиться такое?
— Кром?— переспросил у Конана удивленный донельзя вождь.— Почтенный старец,— обратился он к Йолчи,— чье имя назвал этот чужеземец с глазами человека из нашего народа?
— Кром — это его бог,— пояснил ведун, усмехаясь в бороду,— Владыка Могильных Курганов.
— Но это же Корум!— воскликнул Амракан,— это наш бог! Древний бог кемеров!
— Кемеров?!— переспросил Конан. До него начало кое-что доходить. Волею прихотливой судьбы, забросившей его на край населенного мира, он нашел здесь народ, удивительно похожий на киммерийцев.
— Стоило уезжать из Киммерии и без малого двадцать лет шляться по свету, чтобы в конце концов, встретиться со своими родственничками. Ну, надо же!— пробормотал Конан, хотя в душе он был даже рад. Наконец-то он увидел народ, похожий на его собственный!
Уже в детстве Конан остро почувствовал разницу между своим маленьким, затерянным в северных горах, гордым и угрюмым племенем и чуждым ему окружающим миром. Киммерия была зажата на задворках Хайбории, между Пустошами Пиктов и Нордхеймом.
Злобные, бездушные гиперборейцы, медлительные, неповоротливые бритунцы, расчетливые и надменные немедийцы, гордые и воинственные аквилонцы, коварные офирцы и кофийцы, вспыльчивые и страстные южане — зингарцы и аргосцы — все они отличались друг от друга, как цвета радуги, и в то же время ощущали подспудно некое единство.
Ибо все эти народы происходили от древних хайборийцев — дикой орды пришельцев с северо-востока, которые смели с лица земли Ахерон и другие осколки Темных империй, правивших миром до Великой Катастрофы. Их потомки перемешались с остатками древних народов, свет учения Митры смягчил их варварские нравы. Но память о былом единстве осталась, так же как и языковое родство. И даже полудикие гандеры, жители аквилонского Пограничья, смотрели на своих северных соседей свысока. Киммерийцы всегда были белыми воронами.
Пиктов хайборийцы презирали и ненавидели еще больше, но их дикие Пустоши простирались на тысячи лиг с юга на север, и на этих бескрайних просторах, соединявших почти все географические пояса — от субтропических джунглей Конаджохары до дикой тайги на рубежах с Ванахеймом — жило множество кланов. Не было сходства между пиктами различных племен, родов и кланов, и часто враждовали они между собой. Но их было много, и они всегда помнили, что есть у них один общий бог — Гулл и общие прародители — великие вожди Кулрикс и Семитха.
И даже свирепые и звероподобные жители Нордхейма, чьи первобытные предки вступали в соитие с обезьянолюдьми, даже обитатели ледяных пустынь асиры и ваниры осознавали свое единство, невзирая на постоянную, непрекращающуюся войну между рыжими и белокурыми детьми Имира.
Страшно одиноки были киммерийцы, затерянные в диких, заснеженных скалах осколки древнего народа Атлантиды; Не от того ли вечно угрюмы были сыновья Крома? Но все же есть справедливость на свете! Конан улыбнулся своим обретенным на чужбине братьям по крови.
— Эй, парень!— неуверенно обратился к нему Амракан.— Ты из какого клана? Ты, наверное, давно покинул Сакалибу, потому что никто из наших не помнит тебя и имени твоего отца. Да и говоришь ты как-то странно, и имя бога произносишь как-то не по-нашему.
Улыбка тронула губы варвара.
— Я — Конан из Киммерии, что на Западе. Мой отец — кузнец Ниал! Мой бог — Кром!
— Что за нелепость!— пробормотал Амракан, пожимая плечами.
Кемеры неуверенно перешептывались между собой, то и дело, поглядывая на киммерийца, сложившего бугрящиеся мышцами руки на необъятной груди и терпеливо ожидавшего дальнейших событий. Таргитай хотел было выйти вперед и что-то сказать, но сухая рука Йолчи удержала его на месте.
Неожиданно ряды воинов расступились, давая дорогу маленькой, круглой старушке. Коричневое от загара лицо ее было изрезано мелкой сетью морщин, беззубый рот и лукавые выцветшие васильковые глаза улыбались. Ловко и быстро передвигаясь на коротеньких ножках, старушка, похожая на живой, перекатывающийся шарик ртути, подошла к гиганту-киммерийцу, почти уткнувшись носом в его живот. Она подняла голову кверху и пристально посмотрела в синие глаза Конана. А затем прошамкала:
— Я знаю, откуда этот человек!
— Расскажи нам, бабушка Мохира!— раздались оживленные голоса в толпе воинов.— Мы тебя слушаем!
Старая Мохира прикрыла на мгновение веки, пожевала ртом и начала свой рассказ: