Злой гений Нью-Йорка

Маркхэм некоторое время молчал, недовольно хмурясь и барабаня пальцами по пресс-папье.

— А почему же тогда, — наконец, спросил он, — вы вчера вечером нам не сказали, что «Епископ» — не Арнессон, а профессор?

— Дорогой мой Маркхэм, а что мне оставалось делать? Вы мне все равно не поверили бы и, скорее всего, посоветовали бы подлечиться. Но главное заключалось в том, чтобы поверил профессор — поверил в то, что мы подозреваем Арнессона. В противном случае мы бы не смогли действовать так естественно. Нам оставалось надеяться на эту уловку, и я знаю, что если бы вы с сержантом заподозрили его, то раскрыли бы всю игру. Вышло так, что вам не пришлось притворяться, и вот — все сработало прекрасно!

Я заметил, что последние полчаса сержант смотрел на Вэнса как-то растерянно и недоуменно, но по какой-то причине не хотел говорить. Но вот он вынул сигару изо рта и задал поистине потрясающий вопрос:

— Я не обижаюсь, что вы нам ничего не сказали, мистер Вэнс. Однако я хотел бы знать: почему, когда вы внезапно показали на гравюру над камином, вы поменяли местами бокалы Арнессона и старика?

Вэнс глубоко вздохнул и печально покачал головой:

— Я всегда знал: ничто не ускользнет от вашего орлиного взора, сержант.

Маркхэм пулей вскочил из-за стола и впился в Вэнса глазами.

— Это еще что такое?! — взорвался он, напрочь забыв о самообладании. — Вы поменяли бокалы? Вы намеренно…

— Послушайте же! — взмолился Вэнс. — Умерьте свой праведный гнев.

Он воззрился на Хита с насмешливым укором:

— Вот тут-то вы меня и поймали, сержант.

— Хватит вилять, — холодно и жестко процедил Маркхэм. — Мне нужны объяснения.

— Ну хорошо. Извольте. Как я уже сказал, моей задачей было убедить профессора, что я попался в его сети и подозреваю Арнессона. Я объявил Диллару, что у нас нет никаких доказательств и даже если мы арестуем Арнессона, то долго держать его под стражей у нас вряд ли получится. Я знал, что в подобных обстоятельствах он предпримет какие-то действия, ибо единственной целью убийств было полное уничтожение Сигурда. Я был уверен, что своими действиями он выдаст себя. Какими именно, я не знал, но продолжал неотступно следить за ним. Когда появилось вино, меня словно осенило. Зная, что у него есть цианистый калий, я завел разговор о самоубийстве, тем самым подсказав ему идею. Он попался в ловушку и попытался отравить Арнессона, а потом представить это как самоубийство. Я видел, как он незаметно вылил пузырек какой-то прозрачной жидкости в бокал Сигурда, когда разливал вино у буфета. Моей первой мыслью было остановить убийцу и отправить вино на анализ. Мы бы его обыскали, нашли пузырек, и я бы подтвердил, что видел, как он что-то подмешивал в вино. Это свидетельство вкупе с показаниями ребенка помогли бы достичь нашей цели. Но в последний момент, когда он наполнил все бокалы, я решил идти более простым путем…

— Значит, вы отвлекли наше внимание и поменяли бокалы местами?

— Да, конечно. Я подумал, что человек должен испить чашу, которую уготовил другому.

— Вы взяли на себя роль закона!

— Если угодно — да, ибо он был бессилен. Однако не будем лицемерно праведными. Разве гремучая змея предстает перед судом? Разве бешеному псу положен адвокат? Я испытываю такие же угрызения совести, отправив чудовище Диллара в мир иной, как если бы я раздавил ядовитую тварь.

— Но это же убийство! — воскликнул Маркхэм в ужасном негодовании.

— О, несомненно, — весело отозвался Вэнс, — разумеется. Достойное всяческого осуждения и порицания. Кстати, я, случайно, не арестован?

С «самоубийством» профессора Диллара закончилось громкое «дело Епископа». Репутация покойного Парди оказалась вне всяких подозрений. На следующий год Арнессон и Белль Диллар сыграли скромную свадьбу и отплыли в Норвегию, где и обосновались. Сигурд занял должность заведующего кафедрой прикладной математики в университете Осло. Необходимо особо отметить, что двумя годами позже он получил Нобелевскую премию по физике. Старый особняк Диллара на 75-й улице снесли, а на его месте сейчас возвышается современный многоквартирный дом, на фасаде которого красуются два больших терракотовых медальона, очень напоминающие мишени для стрельбы из лука. Я часто думаю, намеренно ли архитектор выбрал эти предметы как элементы декора или же это простое совпадение.