Злой город

То, что когда-то было городскими улицами, сейчас напоминало русла ручьев. Кровь была повсюду. Сапоги по щиколотку утопали в бурой жиже, источавшей удушливый сладковато-гнилостный запах. В вязких лужах лениво барахтались сытые мухи, а от вороньего грая звенело в голове — казалось, черные хищники слетелись сюда со всего света.

— Князю-то вашему сколько годков было? — спросил Олексич, пряча от вони лицо в платке, расшитом невестой.

— Малой он. Только от титьки оторвался, — потерянно ответил Тимоха. Не укладывалось в голове, что это и есть его город, в котором он родился, рос, постигал воинскую науку…

— Даже если и не зарубили нечистые, не иначе, в кровище утоп, — покачал головой Гаврила.

Впереди них шел князь Александр с лицом белым, словно у покойника. Он уже самолично раскидал пару завалов — благо, силушки было в нем хоть отбавляй, на медведя в одиночку с рогатиной ходил — но везде были только трупы. Мужские, женские, детские… Ордынцы рубили всех без разбору, заливая город кровью его защитников.

— Пленные после сечи есть? — хрипло спросил князь.

— Один точно есть, с новгородцами в лощине остался, — отозвался Олексич. — Повезло ему, что меч бросил. Кудеяровы молодцы его речь перевели — грит, жить боле не хочет после содеянного.

— Проследи, чтоб не убили, — бросил Александр, принимаясь за очередной завал из горелых бревен. — Разбойнички с новгородцами увидят, что его соплеменники сотворили — растерзают.

Над завалом взметнулось возмущенное воронье. Стая покружила немного, лениво поорала на людей, помешавших пиршеству, и опустилась неподалеку — разбираться с обозленными людьми было опасно, и делить особо нечего — отлети на два взмаха крыла в любую сторону и снова питайся от пуза хоть до самой зимы.

Из-под завала послышался слабый писк. Князь набрал в грудь поболе воздуху и взялся за обугленное стропило обвалившейся крыши. Подоспевшие витязи принялись помогать.

Ррраз!

Горелое дерево отвалилось в сторону, взметнув в воздух тучу черной сажи.

На обожженных бревнах лицом вниз лежала старуха в простом крестьянском зипуне. Под ее правой лопаткой торчало ордынское копье, всаженное в тело по самое древко. Видать, уже после того как обвалилась изба, настигло ее то копье. А она уж из последних сил заползла под обгоревшую кровлю, из-под которой степняки поленились ее доставать.

Писк стал слышен сильнее. И шел он из-под мертвого тела.

Дружинники осторожно подняли труп.

— Глянь-ка, малец! Живой?

Меж двух бревен словно в люльке лежал ребенок в залитых кровью пеленках. Острие копья, пробив насквозь тело его спасительницы, лишь распороло холстину у горла, не причинив вреда.

Князь шагнул вперед и поднял на руки заходящийся в крике сверток. А меж бревен остался лежать незамеченным залитый кровью старой няньки золотой крест с цепочкой, перебитой ордынским копьем.

Крик сразу стал тише. Ребенок всхлипнул еще пару раз — и потянулся к изображенному на нагрудной броне Александра Ярославича всаднику, поражавшему копьем крылатого змея.

— Живой, — улыбнулся князь. — Значит, и город жить будет. Что, Кудеяр, отстроишь со своими молодцами Козельск заново? В Новгородские земли, сам знаешь, тебе до поры путь заказан.

— Отстроим, отчего не отстроить, — вздохнул подошедший атаман лесных разбойников. — Главное, князь, чтоб, случись чего, вновь подмога не опоздала.

На лицо Александра Ярославича набежала тень.

— Твоя правда, Кудеяр, опоздали мы сегодня с подмогой. С себя я в том вины не слагаю. Но, видит Бог, не опоздаем завтра. И впредь всегда вовремя мечи свои обнажать будем, пока не очистим Землю Русскую от нечисти. В том клянусь на этом пепелище кровью убиенных русичей. И еще клянусь, что не забудем мы той святой крови вовеки…

Эпилог

— Так на чем мы остановились?

— «Жители Козельска, собрав совет, порешили не сдаваться Батыю, сказав: «Хоть наш князь и молод, но положим жизни свои за него и, здесь славу сего мира приняв, там небесные венцы от Бога примем», — повторил послушник.

— Истинно так, Василий. Продолжай.

Монах погладил деревянным двуперстием чуть посеребренную сединой черную бороду.

Отрок вновь окунул перо в чернильницу, осторожно стряхнул лишнее о край, чтобы избежать кляксы, и приготовился писать.

— Татары же бились у града…

— Отец Даниил, а почему надо писать «татары»? — перебил послушник. — Наш конюх Шонхорка, ну, тот, что тогда сам Козельск осаждал, а после в полон сдался и крещение принял, говаривал, будто татар-то в Орде вовсе мало было. Все больше нируны, кераиты, тангуты, меркиты, найманы…

— Где ж мне на всех в харатье места-то взять? — развел руками монах. — Да и потом летопись — это чтоб потомки поняли, об ком речь идет. Татар-то каждый знает, а твой найман — поди пойми, кто он такой?

Отрок вздохнул и старательно вывел сказанное. Голос монаха вновь торжественно зазвучал под сводами кельи.