Злой город

— Воды! — взревел воевода, перекрывая оглушительный шум боя.

На стену побежали мужики с тяжелыми деревянными кадушками в руках. Широко размахнувшись, плескали на тын — и вновь бежали вниз за водой. Или падали, бездоспешные, с горящей стрелой в груди.

Выплеснув свою кадку, вдруг охнул — и осел вниз кузнецов подмастерье, удивленно глядя на тлеющую стрелу, торчащую чуть ниже ключицы. Покатилась вниз по всходам пустая кадка. Парень нерешительно протянул руку к древку. Огонь лизнул ладонь. Рука сама дернулась назад.

— Левка!!!

Страшный крик Ивана разорвал окрашенный черным дымом воздух. Растолкав встречных, кузнец взлетел по всходам на стену и склонился над подмастерьем.

— Левка… Как ты, а?!

— Жжется… — тихо пожаловался парнишка. Его взгляд стремительно заволакивался светлой дымкой.

— Погодь, слышь! Ты это… ты погодь, а?

Сильные пальцы кузнеца схватились за горящую стрелу и, переломив ее посредине, сдернули с обломка древка горящую паклю. В воздухе пахнуло паленым мясом, но кузнец, не обращая внимания на свои ожоги, приподнял голову раненого.

— Так как, Левушка? Так не жжется боле?

Но прозрачная дымка уже полностью застила взгляд раненого. Его тело содрогнулось — и, вытянувшись струной, вдруг обмякло, отпустив на волю освобожденную смертью душу.

Из закушенной губы кузнеца вниз по бороде стекла капля крови и запуталась в темно-русых, чуть тронутых сединой курчавинах.

— Так, — тускло сказал кузнец, осторожно кладя голову мертвеца на залитый кровью деревянный настил. — Вот оно как, значица.

И, подхватив из рук прислонившегося к тыну раненого дружинника лук и полупустой колчан, поднялся с коленей и, отбросив мощной дланью ближайшего щитоносца, во весь свой немалый рост возвысился над тыном.

— Вот как оно, значица, — словно заведенный повторял кузнец, одну за другой меча стрелы в плохо видимую за дымовой завесой ордынскую «карусель». — Вот как оно…

Его ноги умело подсекли сзади. Иван грохнулся обратно на колени, но тут же всем телом резко повернулся назад, норовя вслепую ударить обидчика с правой.

Руку кузнеца перехватила другая, не менее сильная рука. Сзади навалилось тяжелое тело, пригнуло книзу. И сразу, коротко свистнув, сквозь то место, где мгновение назад торчала голова Ивана, пронеслись две стрелы с черным оперением и вонзились в поддерживающий крышу столб, сердито дрожа.

— Да кто…?! — рванулся кузнец.

— Помереть, Иван, оно завсегда успеется, — мягко сказал Игнат, продолжая удерживать кузнеца.

Тот рванулся еще раз — и обмяк. Его плечи задрожали.

— Да он… Левка… он мне заместо сына был…

— Парня не вернешь, — так же мягко продолжал увещевать Игнат. — А ты еще в отместку много ордынских жизней унести сможешь, прежде чем свою отдашь. Помни — нам до прихода подмоги продержаться надобно.

— Ладно, пусти уж, — выдавил из себя кузнец, вставая.

Игнат отпустил.

— Спасибо, — буркнул Иван, пряча глаза.

— Да ладно, нешто мы без понятия.

Щитоносец, отброшенный кузнецовой рукой, потирал плечо — об столб приложился.

— Ты это… не серчай, парень, — повинился Иван. Над головой снова свистнула горящая стрела.

Прочертив черный след, стрела воткнулась в крышу ближайшей избы, крытую обледенелым мехом, и погасла, шипя, словно разъяренная змея.

— Бывает, — кривясь, ответил витязь. — Щит подержи пока — плечо отсохло. Ну и ручища у тебя!

— Давай сюда.

Кузнец отложил лук и пустой колчан и умело вздел на руку щит — как-никак, сам умбон[123] ковал да по краям оковку делал, а своя ноша, известно, не тянет. Да и лучшее средство от горя и мыслей — окунуться по маковку в горячку битвы, чтоб одно сидело в голове — бей!

Подхватив из лежащего у ног джида сулицу, Иван широко размахнулся, собираясь метнуть кованную своею рукою смерть туда, в копошащуюся в дыму человечью массу… как вдруг над стеной разнесся мощный глас воеводы:

— Не стреляяааать…!!!!

Дым рассеивался. И там, в паре десятков саженей от дальнего края рва…

— Господи… Да что ж вы делаете, ироды! — выдохнул кто-то над ухом кузнеца.

Онемевшие русские ратники с ужасом смотрели на то, что успели свершить ордынцы под покровом едкого черного дыма.

— Хашар, — коротко произнес Ли, отрываясь от прицельного желоба самострела. Его выжидательный взгляд замер на железной маске-личине, прикрывающей лицо воеводы.

А воевода медленно опускал лук.

Русские не стреляли. Не стреляли и ордынцы, опасаясь вызвать ответный ливень стрел. Хотя, если б и стреляли, вряд ли кто ответил бы.

Над стеной повисла мертвая тишина. Тихо было и на поле — лишь медленно приближался к крепостному рву слабый шелест многих ног, шаркающих по утоптанному снегу, перемешанному с землей и человеческой кровью.

Рабы и спешенные кипчаки несли четыре моста, связанные из бревен. Знакомых бревен, судя по пазам на концах.

— Избы раскатали… — шепнул кто-то.

Перед движущимися мостами, выставив вперед короткие копья и на всякий случай держа наготове круглые щиты, цепью двигались кешиктены. Но вряд ли щиты могли понадобиться ордынцам.