Злой город

Шонхор хотел было зажмуриться, но, пересилив себя, с восторгом глянул в глаза Субэдэ. Будь что будет, но для Шонхора нет под небесным шатром другого Повелителя!

Украшенный витиеватым узором клинок прошелестел у самого лица молодого воина. Веер рубиновых капель слетел с полированной глади на грязный, утоптанный снег, выписав на нем красивый узор, — и сабля плавно вернулась в ножны.

— Уберите трусливого шакала, — приказал Субэдэ. — Он не достоин даже лежать рядом с урусом, который умер как герой.

Подбежавшие кебтеулы оттащили в сторону обезглавленный труп кешиктена. Субэдэ наклонился над телом русского воина и подушечками пальцев осторожно приподнял веко мертвеца.

На миг два похожих взгляда пересеклись — между одинаково безжизненными зрачками словно протянулась невидимая нить, и Субэдэ невольно вздрогнул, вдруг почувствовав себя странным существом, застрявшим между миром мертвых и миром живых.

— Кто поднял тревогу? — не оборачиваясь, отрывисто бросил он.

— Я! — выскочил из безмолвной толпы Хуса. — Это я, Непобедимый…

Субэдэ резко повернулся. Со змеиным шипением просвистела его плеть, и багровая полоса пересекла лицо Хусы. Рана на месте правого уха вспыхнула огнем адской боли — по ней пришелся удар самым кончиком плетки.

Хуса взвыл и упал на колени, пряча лицо в ладонях. Между его пальцами выступила кровь. Субэдэ брезгливо поморщился, пряча плеть за голенище сапога.

— Урусский воин умер не сейчас, — сказал он. — А когда ты, одноухий, в следующий раз соберешься сделать урусам подарок, отнеси им свою баранью башку, а не наши стрелы.

Субэдэ шагнул к коню, но по пути остановился рядом с Шонхором.

— Называй вещи своими именами, — тихо произнес он, глядя сквозь Шонхора, словно прощупывая взглядом его душу. — Лесть, даже искренняя, тем не менее, остается лестью. Кроме храбрости у воина должна быть голова на плечах. Ты не трус. Но глупой голове ни к чему тело, пусть даже сильное и ловкое. Подумай над этим. Как тебя зовут?

— Шонхор, — сказал молодой кешиктен. Его глаза сверкали, словно алмазы на застежке плаща Субэдэ. Непобедимый говорит с ним! Это ли не высшее счастье?!

Полководец едва заметно усмехнулся.

— Хорошее имя дали тебе родители. Что ж, лети, кречет[139], я послежу за твоим полетом…

Перестук копыт коней Субэдэ и его кебтеулов давно уже стих вдали, а Шонхор все стоял над мертвым урусом, боясь поверить своему нежданному счастью.

* * *

Мазь была едкой и на редкость вонючей, но Хуса терпел. Раны, на которые он осторожно накладывал желто-зеленую полужидкую массу, поначалу горели нестерпимым огнем, но после из них уходила боль и переставала сочиться кровь.

— Пусть в царстве Тэнгре у тебя каждый день будет кусок жирной баранины и чаша кумыса, брат, — пробормотал Хуса, хотя был почти уверен, что душа старшего брата, убитого под Рязанью, отправилась не на небо, а в подземное царство Эрлика — уж больно скверный характер был у родственника. Но мазь после него осталась просто чудесная. При жизни брат Хусы говаривал, что ее изготовил какой-то великий колдун из страны Нанкиясу и что она не только лечит раны, но и предохраняет от вражеских стрел и мечей. Брату волшебное средство не помогло — его накрыло бревном, сброшенным со стены, а Хусе достались в наследство почти новые сапоги и турсук[140] волшебной мази. Но кто знает, может, она все-таки помогает от стрел? После того как уехал Непобедимый и разошлись кешиктены, урусы больше не стреляли. Но на удачу надейся, а верблюда привязывай.

И Хуса на всякий случай принялся накладывать на лицо второй слой вонючей жижи.

Постепенно вернулись разбежавшиеся рабы — да и куда им деться в этом проклятом месте? В Орде хоть кусок конской падали можно найти на ужин…

Рабы снова таскали камни и вязанки хвороста ко рву, а Хуса, наложив на лицо жутковатую маску, осторожно зевал, боясь потревожить рану. Богиня Сар уже давно спрятала свой лик за урусской стеной, а рассвет только-только занимался. Самое поганое время. Спать охота — сил нет, так бы и упал за щит прямо на еще не оттаявшую землю и уснул, свернувшись в клубок, словно собака. Но — нельзя! Слишком много провинностей накопилось у Хусы за последнее время. Последней ошибки не простят. Хотя провинности ли это? Нет, просто полоса неудач. Когда проклятые рабы засыплют ров и крепость наконец будет взята, надо непременно принести барана в жертву духам Степи. Или двух — тех, что непременно удастся захватить в Злом Городе — так урусскую крепость звала уже вся Орда.

А еще, несмотря на мазь, саднила разорванная щека — хотя сейчас оно и к лучшему, по-любому не заснешь.

Слава Тэнгре, вторую ночь здесь сидеть не придется — похоже, рабы заканчивают свою работу.