Злой рок Марины Цветаевой. «Живая душа в мертвой петле…»

С. Эфрон выступал в газете и как автор. Первая большая его статья – «Очерки русского подполья». Зная биографию Сергея Яковлевича, можно бы предположить, что статья будет интересной, что он опишет свои собственные детские воспоминания, рассказы родителей-народовольцев. Ничего подобного. Цель статьи – в полном соответствии с идеологией евразийства – доказать, что в России все не так, как на Западе. И революционеры не те. На Западе руководствуются классовыми интересами, воюют за повышение уровня жизни – в России в революционную деятельность вовлечены все сословия (в том числе и состоятельные) и действуют они исключительно по зову души, особой русской души, которая просто не позволяет им жить вне революции. Все это подтверждается биографией М. Бакунина, которому действительно надо было мутить воду не для того, чтобы рыбку выловить, а исключительно ради самого процесса. «Чрезвычайно любопытна <…> непрекращающаяся враждебность Бакунина к Марксу. Любопытна потому, что оба они в русской революции явились как бы впервые объединенными. Русский революционный темперамент и максимализм оказались скованными и оформленными марксистской системой». Вот это да! Стало быть, русская революция еще недостаточно разгулялась, надо бы больше, да Маркс помешал! Критика Маркса, как мы уже говорили, дозволялась на страницах «Евразии», но с точки зрения религиозного сознания, а тут!.. Эфрон – справедливо – замечает, что на современном ему Западе противоречия между пролетариатом и буржуазией сглаживаются, и пролетариат уже не настроен так воинственно, как русский пролетариат в свое время. И это зело ему не нравится. Болото! Мещанство! Нет, Эфрон положительно не хочет жить в этой мещанской Европе!

В статье «От Комитета Парижской группы евразийцев» самое интересное, пожалуй, подпись: Председатель Парижской группы евразийцев Сергей Эфрон. Сама статья о том, кого можно считать «настоящим» евразийцем, кого – нет. Все это читать довольно скучно. В этой статье, как и в статьях других авторов в ближайших номерах, хотя и говорится с гордостью: мол, мы не снисходим до опровержения злобной клеветы, все-таки от «наветов» открещиваются. «Клевета» же состояла в том, что некоторые эмигрантские издания обвинили евразийцев, и в частности участников газеты «Евразия», в получении денег от большевиков. Что сказать на это? Никакими документами «клеветники» свои доводы не подтверждали. Не располагаем ими и мы. Более того, когда Спольдинг прекратил финансирование газеты, она закрылась. И все-таки категорически отрицать эту версию мы бы не стали. Конечно, если советские деньги были как-то задействованы газетой, то большинство сотрудников (и, безусловно, Сергей Эфрон) о том знать не знали, ведать не ведали. Но Арапов, Сувчинский?.. не пойман – не вор.

Статья С. Эфрона «Кадеты и революция» вообще непонятно, зачем написана. Почему Эфрона вдруг заинтересовала столь маргинальная тема? Суконный язык и ни одной оригинальной мысли.

Эфрон часто выступал в газете в разделе «Библиография» – с рецензиями на советские книги, журналы, явления советской литературной жизни. Как критик он уступал другому литературному критику газеты – Д. Святополку-Мирскому, но и в его обзорах попадаются свежие мысли. А главное, чувствуется неподдельный интерес ко всему происходящему в культурной жизни СССР. Иногда позволял себе не соглашаться с генеральной линией партии. Так, рассказывая о Пленуме ВОПП (Всероссийская организация пролетарских писателей), где докладчики критиковали ряд писателей национальных республик за отход от «социалистической культуры», Эфрон берет сторону национальных писателей. Конечно, строя защиту на евразийских теориях. «Ни Октябрьская революция, ни коммунизм не есть продукт книжной мудрости. И одно и другое строится на основе той культуры, которая зовется евразийской <…> Что было противопоставлено старой культуре? Электрификация, индустриализация, кооперация. Этим путем не нанесешь поражения Европе и Америке, все это там лучше устроено. Старые боги умерли, но душа опустела, и никаким электрическим током нельзя заполнить эту пустоту. <…> Идеологический тупик, в котором топчется партия, преодолевается отдельными писателями и писательскими группировками. Узкие догматики пытаются подменить живое творчество стабильностью и охранительством». Пока еще Эфрон видит: то, за что он готов принять Октябрьскую революцию – создание новой культуры, – не очень-то получается в СССР, во всяком случае, партия этому не содействует. Скоро он закроет глаза и на это. И, быть может, потому что в Европе, как ему представляется, дело обстоит еще хуже. Европа и ее культура «обмещаниваются». А мещанство для Эфрона, так же, как и для признанных советских писателей – Горького, Маяковского, – самый заклятый враг. Люди, не руководствующиеся в своей ежедневной жизни какой-нибудь идеей, представляются ему пошлыми и ничтожными.