Зловещая тайна Вестерфилда

— Неподходящее время года, чтоб увидеть мои лучшие овощи, — ответил Берт. — Морковь была хорошая. Я получил первый приз за морковь. Сейчас подошла молодая капуста. — Он указал на ящик, который поставил на землю. — Выращиваю ее на рассаду для местных. Десяток обещал Уолтеру, он за ней должен приехать.

Мередит огляделась. Сад представлял собой чудо порядка и аккуратности. Она шагнула к двери сарая, заглянула внутрь. Более разительный контраст даже трудно представить. По углам громоздятся жестянки без этикеток, в том числе полностью проржавевшие. На вбитых в стены гвоздях висят старые сломанные инструменты. Хлипкими башнями высятся глиняные горшки для рассады. На полках выстроились загадочные затянутые паутиной бутылки. Валяются мотки проволоки, разнообразные палки; крышечки из фольги для молочных бутылок, нанизанные на черный шнурок; в кучу свалены старые пакеты из-под семян, заплесневевшие башмаки; парафиновые лампы свисают с крюков или тянутся поперек от стены до стены, как рождественские гирлянды.

— Ну и ну, — в благоговейном ужасе промямлила Мередит, — как вам что-нибудь здесь удается найти?

— Знаю, где что лежит, — проворчал Берт. — Ничего не трогайте. Тут уже была сегодня полиция, шарила, вынюхивала. Главный болван начал мне выговаривать. Расчистите, говорит, это опасно. Мы сами вывезем, если не можете избавиться от всего этого хлама. А я говорю, не хочу избавляться. Вещи нужные, ни для кого не опасные, кроме меня, а это уж мое дело.

Мередит провела рукой по стопке грязных пожелтевших газет, подняла верхнюю. Заголовок на первой странице гласил: «Президент Тито умер». Положила ее на место, присмотрелась к выцветшему чеку на бутылке на ближайшей полке: четыре шиллинга шесть пенсов. На старой деревянной щетке для чистки ковров красуется сидящий лев над двумя перекрещенными «Юнион Джеками»^[19] и надпись «Сделано в империи». На швабре без ручки, испачканной каким-то маслом, виднеется изображение Георга V

^[20] и королевы Марии.

— Хорошие вещи, — упрямо повторил Берт. — Лучше тех, что нынче продаются.

— Скажите, — попросила Мередит, усевшись на перевернутое вверх дном ведро, — мистер Лорример давно жил рядом с вами?

Берт потер нос, устремив на нее злобный взгляд слезящихся глазок.

— Почти четыре года. И за все это время ни дня не занимался достойным трудом. Горшки лепил, и только.

— У него бывал кто-нибудь из посторонних, не местных? Родственники?

— Никогда никого не видел. У него был маленький фургончик, он на нем горшки возил в магазины. Потом сцепление полетело, и в последние месяцы не было ни машины, ничего больше. Не могу себе позволить, сказал он мне. Я ему говорю, деньги надо копить, не профукивать в пабах.

Значит, на «Мышастую корову» денег хватало, а на жизненно необходимый новый фургон нет, подумала Мередит. Она сменила тему:

— Вы говорили, у него бывали девушки.

Старик хитро ухмыльнулся:

— Женщины… ну да. Им надо было бы хорошенько подумать. Я все слышал! Знаю. — Он приставил палец к кривому носу, намекая этим старым традиционным жестом на собственную проницательность. Вид у него при этом был чисто дьявольский. — Мог бы сказать пару слов.

Мередит постаралась сдержать внезапно участившееся сердцебиение.

— Сказать полиции?

— Нет, — упрямо объявил Берт. — Шарили у меня в сарае, велели выбросить хороший садовый инвентарь, удобрения, таблетки от слизней и прочее… Зачем мне им что-нибудь говорить? Сами пусть разбираются. Им за это деньги платят. Пусть работают. Я скажу то, что знаю, когда захочу, вот как. Терпеть не могу сплетен. Уолтер едет за молодой капустой. Я ему сообщил, что уже есть.

Таков был конец их разговора. Если поднажать, можно полностью лишиться завоеванной ничтожной доли расположения, решила Мередит.

— Если вдруг увидите кота, — напоследок попросила она, — постарайтесь поймать и сообщите мне. Я отдам его в Общество защиты животных.

Старик что-то неразборчиво пробубнил.

* * *

Мередит медленным шагом вернулась в ректорий. Ева в гостиной разбирала почту. Вид свежий, сияющий. На ней белые брюки и ошеломляюще розовая атласная блуза с поясом и широкими пышными рукавами. «В таком наряде, — подумала Мередит, — я через десять минут выглядела бы растрепанной неряхой». Ева снисходительно улыбалась над листком красочной розовато-лиловой бумаги.

— Как мило. Леди сообщает, что стала моей поклонницей после самого первого фильма.

— Значит, ей под пятьдесят, — неделикатно подсчитала Мередит.

— Ох, Мерри… — Ева положила цветной листок. — Возраст понятие невещественное. Посмотри на Софи, на Элизабет, на Рейчел… Посмотри на меня, — серьезно предложила она.

— Я смотрю на тебя и первая признаю, что ты потрясающе выглядишь. Это стоит труда, и я честно тобой восхищаюсь. Но когда ж ты решишься — если вообще решишься — красиво стареть? Неужели собираешься потрясающе выглядеть еще несколько лет, а потом вдруг наутро проснуться старухой? Вроде той самой женщины из известного фильма, которая дважды окуналась в омолаживающий источник…