Зловещие латунные тени. Ночи кровавого железа. Книги 5-6

Из темноты позади меня раздался стон. Послышался звук приближающихся шагов. Бросив взгляд на свой дом, я прикинул, успею ли привлечь внимание Дина, прежде чем кто-то начнет чинить мне неприятности, или старикану останется только почистить мостовую.

До чего же полезная штука — позитивное мышление. Эти размышления настолько меня взбодрили, что мне море показалось бы по колено. От какой малости порой зависит наше настроение!

Без всякой подготовки я отступил в сторону, развернулся и, приняв боевую стойку, выбросил кулак с такой силой, что он, пробив желудок врага, врезался ему в позвоночник. Если бы у меня хватило времени, я схватил бы негодяя за грудь и тряс бы до тех пор, пока у него не отвалятся уши.

Но времени не было, и я плюхнулся вниз мордой на мостовую, превратив в лепешку то, что еще оставалось от моего носа. Очаровательная малютка тоже рухнула, так и не отклеившись от могучего кулака Гаррета.

Я поднялся первым и бросил взгляд по сторонам, предварительно очистив глаза от набившейся в них грязи. Девица осталась лежать, прижав руки к животу и издавая странные звуки. Боже! Гаррет — истребитель женщин. Да, это не самая лучшая неделя в моих отношениях с дамами. Если и дальше так пойдет, то весь год в этом плане может оказаться худшим в моей жизни.

Я пощупал нос — проверить, осталось ли от него хоть что-нибудь. Сразу сказать было трудно, но над губой что-то возвышалось. Это что-то ужасно болело — пожалуй, нос все же сохранился. Тряхнув головой и приведя мысли в относительный порядок, я опустился рядом с ней на колени:

— Вам не следовало бы так сразу кидаться на молодых людей.

Он издавала такие звуки, словно натягивала чулки. Я сгреб ее в охапку и понес в дом. Замечательная картинка — пещерный человек Гаррет возвращается со своей добычей.

На ощупь нести ее на руках было очень приятно. Жаль, темнота не позволяла рассмотреть, что мне досталось. Пока я поднимался по ступеням, пинал дверь ногой и громогласно звал Дина, над нашими головами кружили любознательные мор Кары. Их присутствие, однако, меня не трогало. Я позволил Покойнику мысленно прикоснуться ко мне — убедиться, что мимо Дина пытаюсь проскользнуть я, а не чужак, замаскированный под отбивную из очень свежего мяса.

Дин открыл дверь, предварительно посмотрев в глазок.

— Опять повезло, — произнес он, увидев девушку и отступая в сторону.

Я отнес ее в маленькую комнату и уложил на софу.

— Посмотри, что с ней, а я пока приведу себя в порядок.

Я кратко поведал ему, что произошло, а он вместо благодарности изобразил на физиономии привычное презрительное недовольство.

— Вы пропустили ужин.

— Я поел в городе. У Морли. Зажги-ка свет, чтобы можно было ее рассмотреть. Вернусь через минуту.

Оставив его, я взлетел наверх быстрее, чем раненая улитка. Умывшись и проверив, каких частей лица не хватает, я сошел вниз и сунул голову в комнату Покойника.

— У меня опять компания, Весельчак.

«Мне это известно, Гаррет. Попытайся обуздать свои животные инстинкты. Она может оказаться полезной, хотя пока мне ничего не удалось узнать. Она напугана и растеряна».

— Сдержать инстинкты, говоришь? Да я образец сдержанности. Я — тот парень, который изобрел это слово. Ты же видишь, я настолько сдержан, что даже не подумал сжечь дом вместе с тобой.

Редкий момент — он не пожелал оставить за собой последнее слово. Занесем его в анналы истории. Такого может не повториться за всю мою оставшуюся жизнь.

«Ей что-то известно, Гаррет».

Черт. Это было хуже, чем его обычные подковырки. Я понял это по настроению, а не по словам. Он обвинял меня в бестолковости и бездействии.

Я протопал в маленькую комнату у входа. Дин склонился над женщиной, загораживая ее от меня, и что-то говорил нежным тоном. Я постоял, глядя на него с любовью, которую никогда не позволяю проявить открыто. Дин оказался самым удачным приобретением моей жизни. Он делает в доме все то, что я люто ненавижу. Дин готовит как ангел, встает утром до абсурда рано и частенько воспринимает мои проблемы ближе к сердцу, нежели я сам. Чего же еще? Быть может, чуть меньше нравоучений и чуть больше внимания к чистке Покойника.

Самый большой недостаток Дина — он не одобряет мое отношение к труду. Дин верит в благостность труда ради самого труда. Работа, по Дину, — прекрасное тонизирующее средство.

Я негромко кашлянул, давая ему знать о своем появлении. Он не услышал. Оглох, что ли? Возможно. Ему наверняка уже за семьдесят, хотя старикан и не признается в этом.

— Как она, Дин? Приходит в себя?

Он сердито взглянул через плечо:

— Чуть-чуть. Но не вашими заботами.

— Неужели я должен был позволить неизвестному догнать меня и изменить форму моего черепа?

Меня начало одолевать раздражение. С какой стати, спрашивается? Да, физиономия болела. Да, голова раскалывалась. Да, плечо ныло, а ноги сводило судорогой от непрерывной ходьбы и беготни. Но не это выводило меня из себя. Настоящая причина состояла в том, что я ввязался в драку, не будучи уверен, нужно ли это вообще. Ввязался и никак не могу развязаться.