Зловещий гость

– О, говорите, говорите! – воскликнула с неизъяснимой радостью Скюдери.

– Золотых дел мастера, – продолжал Миоссен, – убил я сам на улице Сент-Оноре, неподалеку от вашего дома.

– Вы?

– Я, и прибавлю, что горжусь этим поступком. Знайте, что Кардильяк был величайшим злодеем и все совершенные в городе по ночам и оставшиеся безнаказанными убийства были делом его рук. Не знаю почему, но я подозревал его с той самой минуты, как он со злым и мрачным видом принес мне заказанный мною убор, причем стал выпытывать у моего лакея, для кого предназначены эти бриллианты и в какое время я имею обыкновение посещать эту особу. Мне давно казалось странным, почему все жертвы ночных убийств были поражены одним и тем же ударом. Ясно было, что убийца привык к своему делу, если мог так убивать человека наповал… Я удивляюсь, как простая мысль надеть на себя кирасу и таким образом спастись от удара прежде никому не приходила в голову. Выйдя ночью, я прибегнул к этому нехитрому средству. Кардильяк напал на меня сзади. Удар его был страшен, но кинжал скользнул по стальному нагруднику. Быстро обернувшись, я напал на него в свою очередь и поразил прямо в сердце кинжалом, который держал наготове.

– И вы об этом молчали! – воскликнула Скюдери. – Вы не поспешили рассказать обо всем суду!

– Позвольте вам заметить, – прервал ее Миоссен, – что подобное объявление могло бы впутать в неприятнейший процесс меня самого: Ларенье и без того везде видит преступления. Что, если бы он вздумал обвинить меня в убийстве честного, по его мнению, Кардильяка, этого образца всевозможных добродетелей? Если бы меч правосудия вдруг обратился против меня самого?

– Это невозможно, – возразила Скюдери, – ваш сан, происхождение…

– О! Вспомните маршала Люксембургского, посаженного в Бастилию по подозрению в отравлении только за то, что он просил Лесажа составить его гороскоп. Нет-нет! Клянусь святым Дионисием, ни одним часом своей свободы я не хочу пожертвовать ради фанатичного Ларенье, готового ежеминутно перерезать горло каждому из нас!

– Но ведь тогда невинный Брюссон погибнет из-за вас на эшафоте! – сказала Скюдери.

– Вы называете его невинным! – прервал ее Миоссен. – Этого несомненного помощника и сообщника Кардильяка, сто раз заслужившего казнь! Нет-нет! Что касается его, то он, поверьте, умрет вполне справедливо и заслуженно! Я открыл вам истину только из глубокого к вам уважения и в надежде, что вы не захотите предать меня в руки chambre ardente, но, может быть, сумеете извлечь из моего показания пользу для вашего питомца, если вы непременно хотите ему покровительствовать.

Скюдери, восхищенная тем, что невиновность Оливье доказывалась таким несомненным образом, сразу же попросила графа отправиться вместе с ней к д’Андильи. Она решила открыть ему тайну, взяв с него клятву молчать, и посоветоваться с ним, что следует предпринять. Д’Андильи, внимательно выслушав рассказ Скюдери, принялся выспрашивать малейшие подробности дела и в особенности настаивал на вопросе, точно ли граф Миоссен уверен в том, что на него напал Кардильяк, а также узнает ли он человека, унесшего труп.

– Я это подтверждаю безусловно, – ответил Миоссен, – так как очень хорошо узнал при лунном свете старого мастера и, сверх того, видел у Ларенье обнаруженный на месте преступления кинжал, которым был убит Кардильяк. Кинжал этот принадлежит мне и отличается прекрасной резьбой на рукоятке. Черты молодого человека, у которого, как теперь помню, свалилась с головы шляпа, я также разглядел и, наверно, узнаю с первого взгляда.

Д’Андильи, подумав несколько минут, сказал: