Злые происки врагов

— Значит, он непрерывно говорил. А о себе ничего не рассказывал? Не плакался в жилетку? Не упоминал о каких-нибудь неприятностях?

— Нет. Это был абсолютно пустой и очень жизнерадостный треп. «Какая чудесная погода!» «Какая на вас прелестная блузка!» «Какие они молодцы, что так быстро перевели деньги!» И так до самого ресторана. А в ресторане он принялся уламывать меня насчет выставки. Сулил мировую славу и золотые горы. Речь в духе выступления Остапа Бендера в Васюках.

— У вас есть какие-нибудь соображения, когда и как он мог добыть картину?

— Никаких. Я закончила ее в конце мая. Тридцатого, если быть точной. Пару дней она сохла. Потом я убрала ее за письменный стол и больше не доставала. До вашего прихода я не сомневалась, что она на месте.

— Вы не впускали в квартиру посторонних?

— Нет.

— Вы уверены? За два последних месяца — ни одного чужого человека? Ни проверяльщиков из службы газа, ни коммивояжеров, ни сантехников? Подумайте.

— Тут и думать нечего. Я вообще никому дверь не открываю без предварительной договоренности. После Анненского из чужих у меня побывал только издательский курьер. Вчера. А теперь вот — вы.

— А из своих?

— Выкиньте эту мысль из головы. Если я в чем и уверена, так это в том, что «свои» не станут шарить у меня в спальне и воровать мои картины. Ни при каких обстоятельствах.

— Вы упоминали, что ключи от квартиры, помимо вас, есть у шести человек. За последние два месяца никто ключа не терял?

— Нет.

— Точно? Как насчет двоих отсутствующих?

— Пятнадцатого июля ключи у них были, это определенно. Они приезжали сюда нас провожать. За последние две недели не поручусь, но пари десять к одному заключить готова. Они оба из породы людей, которые никогда ничего не теряют.

— А следов проникновения в квартиру вы не замечали?

— Нет.

— Значит, по поводу времени пропажи ничего сказать не можете? Даже предположительно?

— Не могу. После второго июня — вот все, чем могу помочь.

Куприянов сдался.

— Ладно, тогда у меня вопросов больше нет. Пока, во всяком случае. Да, вот еще что: дайте-ка мне телефон вашего издательства. Просто для проформы.

Он записал номер и встал.

— Подождите! — возмутилась я. — Вы же обещали рассказать, как убили Анненского!

— Да, действительно. — Куприянов сел.

— Минутку! Можно я позову их? — я кивнула в сторону кухни. — Чтобы потом не тратить времени на пересказ.

Перспектива вновь увидеть Прошку не привела Куприянова в восторг. Он даже не сразу нашел в себе силы кивнуть. Но все-таки кивнул.

— Марк! — крикнула я. — Хочешь послушать про убийство?

Дверь кухни с грохотом врезалась в стену. Первым в гостиной появился, естественно, Прошка.

— Что за свинская дискриминация? Я тоже хочу послушать про убийство!

— Ты не можешь, — сказал Марк, появившийся следом. — Люди с недержанием речи слушать не способны.

— Это у меня-то недержание речи?! Да из меня клещами слова не вытянешь!

— Кому, интересно, придет в голову такая фантазия? — удивился Генрих.

Куприянов откашлялся.

— Если позволите, я начну. В субботу, первого августа супруги Анненские принимали гостей в своем загородном доме. Около десяти часов вечера Юрию Львовичу позвонили по мобильному телефону. Разговор длился недолго. Анненский чертыхнулся, спросил: «Когда?», потом: «А сторож?», еще раз чертыхнулся, отключился и побежал переодеваться. Потом извинился перед гостями, сказал, что воры влезли в его контору и ему обязательно нужно проверить, не пропали ли кое-какие важные бумаги, сел в машину и уехал.

— А кто звонил, неизвестно? — спросил молчун-Прошка.