Змеелов

Они быстро прошли через павильон, где были овощи и где народ был иной, не княжеского рода, все больше женщины стояли у своего товара — у кабачков, цветной капусты, баклажанов, малосольных огурцов, у особенно пахучих гор лука, укропа, петрушки.

Скорей, скорей мимо этих рядов, к ним они еще вернутся. Сперва — мясо. Но как бы быстро Аня ни шла тут, ее и здесь приметили. Все женщины, даже старухи, а уж о молодых и говорить нечего, все повели за ней глазами. Геннадий посмотрел вместе с ними: как хороша она была в своей поспешности, целеустремленности. И как расступались перед ней, хотя толкучка тут была. Расступались. Он даже поспевал в образовавшийся проход. Он был с ней, с этим считались.

Мясной павильон был пустоват. Тут торговля уже подходила к концу. Опоздали, явно опоздали они, если, конечно, не довольствоваться какими-то жалкими остатками, этими поникшими ошметками мяса, уныло распластавшимися на прилавках. Опоздали? Аня вошла, остановилась, глянула сочувственно на продавцов при таком унылом товаре — и свершилось чудо. Лишь глянула — и чудо. Маленький, чернявый, лысо-кудрявый молодой человек, с топориком, в белом окровавленном халатике, вдруг как-то разом подрос, подпрыгнул, что ли, да так в прыжке и замер, и высокий — он, как оказалось, на цыпочки встал, побежал навстречу Ане.

— Сколько? Чего? — Он было глянул ей в глаза, но прозрачность их его смутила. Он, мясник этот, смутился.

— На семерых, — сказала Аня. — Вырезку. Да вы сами знаете.

Он — знал. Он кинулся к своей окровавленной колоде, он куда-то нырнул, мелькнув утлым задом, он откуда-то извлек большой сверток, с проступью свежей крови.

— Для себя берег! Ничего не жаль! Аня Лунина, так?! Узнал?!

— Узнал, узнал. Сколько?

— Ничего не жаль! — Похоже, он хотел отдать мясо даром.

— Нет, нет, милый, пальто не надо, — усмехнулась Аня.

Не обиделся, снес усмешку, только опять маленьким стал.

— Тридцать рублей. Своя цена.

Аня раскрыла сумочку, небрежно, не глядя, добыла из нее хрусткую сотню, небрежно протянула, глянув прозрачными глазами повыше кудряво-потной маленькой головы.

— Вам привет от Платона Платоновича, — сказала она, даря ему эти несколько слов в награду за усердие.

— О-о! — помолился на ее голос мясник. — А кто это, скажи, красавица? Он вывалил на колоду из карманов мятые бумажки, отсчитал сдачу, выбирая десятки поновей.

— Платона Платоновича не знаешь?

— О-о, всех забыл!

Она взяла мятые десятки, мясо кивком велела взять Геннадию.

— Пошли, тут сладилось. — А когда они вышли из павильона, сказала, отмахнувшись рукой, как от мухи: — Дурак.

— Теперь куда? — радостно спросил Геннадий, которого яростно обозлил этот мясник коротконогий. — Еще бы немножко, я бы его встряхнул. «Красавица»! Выпучился!

— А он бы тебя топориком. Голову на плаху — и хрясть.

— Не успел бы. Руку с топориком на себя, за плечо и…

— Вот я и говорю, цены тебе нет. А теперь за грибами. Они где-то здесь должны быть, на воздухе.

— Вот они!

На прилавках вдали, где и совсем заканчивался торг, одни лисички желтели, как нарочно, как по мановению доброй феи, появился в сей миг молодой человек с бородкой и корзинкой белых грибов (белых!), которые он как раз начинал выкладывать на доски прилавка.

Аня подошла, почти не поглядела, повела лишь рукой над коричневыми гномами, над крепеньким этим лесным народцем, вынырнувшим из корзинки, чтобы служить ей. Она лишь спросила:

— Сколько?

Молодой человек с бородкой клинышком, явно не рыночный человек, страшно смутился. Он узнал актрису Лунину. Вот уж перед кем ему и не мерещилось предстать торгашом.

— Я, право, не знаю…

— Еще не разузнали, как тут нынче идет белый гриб? — Она не собиралась щадить молодого человека. — Мы спешим, доцент. Ведь вы же доцент, угадала?

Молодой человек готов был провалиться, нырнуть под прилавок, у него аж бороденка взмокла.

— Прогулка по лесу, а тут грибы, грибное вдруг местечко. Не пропадать же им? Жена где-нибудь в Коктебеле, жарить некому. Так ведь?

— Я не доцент, — сказал молодой человек.

— Ну все равно. Сколько?

— По рублю, наверное, за кучку.

— Так вы еще не наделали кучек.

На него жалко было смотреть, и Геннадий пришел на помощь.

— Я недавно покупал такие грибы здесь же, — сказал он. — Если брать все, их тут рублей на пятьдесят.

— Вот и отлично. Прошу. — Аня выложила на прилавок сдачу мясника, брезгливо отодвинула ребром ладони деньги. — Тут, кажется, семьдесят. Я беру грибы вместе с корзинкой. Геннадий, возьми товар у доцента. Прощайте, милый доцент. Вы нас очень выручили.

— Я не доцент, — сказал им в спину молодой человек со взмокшей бородкой.

— Не думаю, чтобы он когда-нибудь еще появился на этом рынке, — сказал Геннадий.

— Да? Почему же? Я, кажется, заплатила ему даже сверх цены.

— Он весь взмок от стыда.

— О, Геннадий, не преувеличивай его застенчивость. Это все — деловые люди. Отчего же не пококетничать с хорошенькой женщиной, с актрисой, не наиграть восхищение. Но ты, надеюсь, заметил, свои денежки они не упустили. Деловые, деловые люди. Только — мелкота. Вот и вся разница — мелкота.

— А какой покрупней, самый бы крупный, не упустил бы и тебя.