Змеелов

— А ты ничего у меня, — сказала Оля, отходя и разглядывая своего дядю, они все еще стояли в узком коридоре. — Можно показывать.

— Кому?

— Ну, подружкам. Вот, мол, у меня какой объявился родной дядя. Еще выдам за тебя какую-нибудь. Теперь мода на стариков.

— Да разве он старик?! — всерьез обиделась за брата Нина. — Все у тебя старики да старухи!

— Только не ты, мамочка, только не ты! Смотри, дядя, какая она у нас! Верно, я правду говорю, что красавица?!

Но Нина была не красавицей, увяло ее лицо. Она и смолоду не была красавицей, но молодость долго держалась в ней, готовность эта, улыбка эта, откликающаяся каждому, а теперь все поблекло, все притихло в ней, притихшим стало лицо.

— Правду, правду, — сказал Павел. — Но только не рядом с тобой. Рядом с тобой нам действительно стоять невыгодно. Здравствуй, Нина. Спасибо за все. — Они обнялись, надолго. Не целовались, просто стояли так, обнявшись.

— Почему не побрился? — шепотом спросила Нина. — Неприятности?

Он отрицательно качнул головой.

— Потом расскажешь… А теперь к столу. Мы ведь ждали тебя, Паша. Каждый день, каждый час. Как написал, что скоро будешь, так и стали ждать. Счастье какое, у меня как раз сегодня выходной! Добрая примета. И то, что ты эту дыню притащил, на которую мы вчера облизывались, это так хорошо, так удачно. К счастью это, Паша. Я стала верить в приметы. А ты? Какой ты? Каким стал?

— Тоже стал верить в приметы, — рассмеялся Павел.

Нина отстранилась от него, вгляделась.

— Не пойму, не пойму… Тебе и сейчас трудно… Ладно, потом о трудном, а сейчас к столу! Мы и водочки к твоему приезду запасли. Шампанское у нас с дочкой есть. Вот так-то вот! Ты не побреешься сперва? У меня есть бритва, безопаска. Побрейся, Паша.

— И побреюсь, и душ приму. Чудак я, оставил вещи на вокзале. Мне ведь сегодня назад, вот и оставил. А про бритву забыл, про чистую сорочку забыл. Одичал я все-таки.

— Костюм преотличнейший, — сказала Оля. — И загар, штучный загар. Ох, девочки, ох, подруженьки!‥

— Негодница, как ты разглядываешь своего родного дядю?!

— Нельзя уж и погордиться? Если уж повезло на дядю, так и нечего скрывать.

Родные, родные голоса, родные лица, не сыскать ничего дороже. Сейчас бы сюда еще сына — и вот оно, счастье, вот оно, хоть в руках его подержи. Жаль, нельзя мужикам плакать, стыдно мужикам плакать. А Нина плакала, смеялась и плакала.

11

Дыню нарезают так: ставят дыню на попа, срезают одним круговым движением верхушку, нож должен быть острый, широкий, надежный, и потом, сверху вниз, сверху вниз, ударами, а главное, смело, не вымеряя, доверяя глазу и руке, раскроить всю дыню на ломти, придерживая ладонью, чтобы до срока не распалась. И вдруг отвести руку, и дыня начнет медленно разводить свои ломтики-лепестки, на глазах превращаясь в гигантский тюльпан, на глазах распустившийся. Вот так нарезают дыню. Да, а потом надо замереть всем, кто за столом, вдыхая нахлынувший аромат. Божественный аромат.

— Ну что?! — торжествуя, спросил Павел. — Недаром старики-туркмены в этот миг поминают имя аллаха! С чем сравнить это чудо? — Павел глядел на своих женщин, в их зачарованные лица. Он был счастлив. Ему было хорошо сейчас, отошел душой. Он смыл усталость под душем, потом побрился, облачившись в пижаму, оставшуюся от мужа Нины, и теперь вот, с засученными рукавами, с открытой грудью, с этим кухонным мечом в руке, стоял во главе стола, явив женщинам чудо.

Потом они ели дыню, повезло, дыня оказалась удачной. Спасибо, седобородый старик, спасибо тебе, что довез, дотащил ее аж до Дмитрова! Оля так ела, что даже уши у нее отведали дыни. Смотреть на Олю было тоже счастьем. Нина помолодела, пояснела, смотреть на нее было тоже счастьем.

— Живут же люди! — вздохнула Оля, решая, есть дальше или передохнуть. Каждый день могут с дыни начинать!

— И еще горячий, только испеченный чурек. И чай из пиалы.

— Змейки на ветках поют! — подхватила Оля. — Кстати, а змеи не поют?

— Шипят. Но очень по-разному.

— Шипеть и мы умеем и тоже по-разному. У нас математичка только так нас к тишине и призывала: «Молодые люди, перестаньте шипеть!»

— Вот кончила школу, зубрит вот целыми днями, — сказала Нина. — Решили мы во второй медицинский сдать документы. Поступит ли? Там ужасающий конкурс. Десять абитуриентов на место.

Счастливая минута прошла. Озаботилось лицо матери, поскучнело лицо абитуриентки, вымазанное до ушей дынным соком.

— Но ты же поступила, туда же, во второй, — сказал Павел.

— Сравнил меня и ее. Мне ставили пятерки за положительную внешность, а это же кинозвезда. Ну какой это участковый врач, чтобы в грязь, в мороз — из дома в дом, день за днем, год за годом?

— Может, сдать тогда документы во ВГИК или там еще куда?