Змеесос

Зеленая жидкость булькала; Афанасий Чай, как алхимик или факир, что-то шептал над ней, словно совершенно не замечая ядовитых испарений, и улыбался, как идиот, узревший чудесную смешную вещь прямо перед собой и желающий схватить ее и присвоить. Чай любовно смотрел на горящую колбу и даже что-то пел в тон бульканью этого неизвестного Мише соединения; потом вдруг быстро схватил штатив и опустил его дно в ванночку с водой, видимо желая остудить оставшийся там продукт.

– Все… – довольно сказал Чай.

– Это все? – облегченно спросил Миша, тоже начиная чувствовать какую-то нервность.

– Нет, что вы! – изумился Чай. – Это же начало процесса, это мы просто удалили первую ненужную примесь, выделив ее и выпарив; впереди еще так много интересного, мы долго еще будем получать ценный глюцилин из этой, так сказать, руды; ведь чем дольше, тем лучше; а так ведь – что за удовольствие!.. Так лучше пойти по известному адресу, купить готовый продукт в ампуле, и все… Это романтика шестнадцатилетних! Конечно, охрана порядка может схватить… Но если у вас – патент Наркомана, то вас и отпустят, конфисковав продукт. Но главное ведь не в нем! Не случайно сейчас проводятся конкурсы на самое длительное приготовление наркотика из самого редкого вещества с помощью самых труднодоступных ингредиентов. А простой наркотик каждый дурак достанет!

– А глюцилин тоже делается очень долго? – спросил Миша настороженно.

– Ну конечно! – гордо сказал Чай. – Глюцилин получил диплом второй степени на последнем конкурсе, уступив только бестину Иоганна Шульмана. Но мое мнение, что он искусственно растянул одну из операций… Ухищрений-то у нас много… Можно вообще произвести первую реакцию, потом поставить все это в холодильник на два года, а через два года продолжить… За этим следит специальная комиссия. Все реакции должны производиться своевременно; считается только чистое время приготовления наркотика. Но у Иоганна там двоюродный брат… В общем, проиграл я бестину. Но все-таки диплом второй степени – не так плохо, старина?

– И сколько же делается глюцилин? – спросил Миша.

– Чистое время изготовления глюцилина из исходного продукта – сорок три дня восемь часов четырнадцать минут, – расплываясь в хитрой улыбке, проговорил Афанасий Чай.

– Да что вы!

– Не бойтесь! – громогласно заявил Чай. – Вы не гурман, вы начинающий, вам главное – просто попробовать, поэтому вам я буду делать по ускоренному методу – это где-то один час. Только никому не говорите, – зашептал Чай, – что глюцилин можно приготовить за час, ведь на конкурс мы обязаны представлять только кратчайший способ… Если вы расколетесь, тогда – прощай мой диплом…

– Клянусь вам, – патетично сказал Оно.

– Вот и чудненько! – рассмеялся Афанасий, хлопнув в ладоши. – Тогда мы еще понаслаждаемся действительностью! Сейчас нас ждет следующая ступень.

Чай взял колбу с успокоившейся холодной зеленой жидкостью, любовно погладил ее, как щенка, и установил с помощью каких-то приспособлений на стол. Потом из правого кармана штанов он достал маленькую бумажку, в которую было что-то завернуто.

– Вот, – трепетно сказал он. – Это – самый главный ингредиент… Его достать очень трудно… Это – окаменевший помет доисторической змеи, найденной в вечной мерзлоте… Без него у нас ничего не выйдет.

– А где вы достали его? – спросил Миша, изумленно рассматривая черный порошок, который Чай высыпал в чашку аптекарских весов.

– Это секрет, милый мой! – победоносно ответил Чай, дрожащими руками отмеряя нужное количество помета. – Скажу вам только, что это было трудно… Пришлось пойти на кое-какие моральные потери…

– Потери?

– Ну конечно! Ведь переступая через такую моральную установку, как «не убей», «не ешь дерьма» или «не чеши в заднице во время церковной службы», вы навсегда теряете ее для себя. И кто знает, может быть, это главная наша потеря здесь. Сейчас.

– Вы так считаете? – спросил Миша Оно.

– Я размышляю, – серьезно ответил Чай, спрятал оставшийся порошок в бумажку, положил ее в карман, а то, что было на весах, всыпал в зеленую жидкость. Она немедленно стала густо-желтого, желчного цвета.

Новый запах охватил атмосферу комнаты; на сей раз он был едко-горьким, невозможным для вдыхания, и вызывал тошноту.

– Это самый ядовитый запах из всех, появляющихся в процессе, – совершенно спокойно заявил Афанасий Чай, побалтывая колбу туда-сюда.

– Это… отвратительно… – выдавил из себя Оно, закрывая рот и нос рукой.

– Ничего, он незаметен мне, даже приятен, – как маньяк, проговорил Чай, создав у себя на лице какое-то дикое, прорицательское выражение глаз. – Ведь все это ведет меня к одной блаженной цели, имя которой глюцилин!

– Я все-таки хотел бы не чувствовать этого, – задыхаясь, сказал Миша.

– Сейчас пройдет. Еще не долго до победного конца!

Афанасий Чай закрыл колбу черно-оранжевым плотным платком, как фокусник; посмотрел направо и вдруг крикнул:

– Паразызы врото! Боцелуй!

– Что с вами?.. – испугался Миша, озабоченно всматриваясь в строгое лицо Чая.