А ключ от входной двери нашелся. Он лежал на столе рядом с надкушенным куском хлеба, и Алексею стало интересно, кто его туда положил. Уж не сама ли повариха? Выходит, дверь тоже она открывала? Открыть открыла, а вот запереть забыла? И зачем открывала?
Снова вспомнились мертвые старики из кутасовской усадьбы. Они ведь тоже открыли кому-то дверь, а этот кто-то их и убил. Убил жестоко, не колеблясь. Наверное, Демьян Петрович размышлял над тем же, потому что коротко глянул на Алексея, покачал головой.
– Нет, – сказал тихо. – Там другая рука. А тут, – он поскреб подбородок, – а тут вообще не рука…
– Думаете, волки?
– Я пока не знаю, что и думать. Посмотри на раны. Ее рвали, Леша. Когтями рвали. Это ее крики нас разбудили. Когда я спустился на первый этаж, тело было еще теплым. И я не увидел никого.
И не удивительно! Этот дом был похож на огромный темный лабиринт. Коридоры, комнаты, закоулки, подвал… Кто бы ни сотворил такое с поварихой, спрятаться он мог где угодно, переждать всю эту суматоху, а потом тихонечко уйти через открытую дверь черного хода. Хоть бы даже и тогда, когда Демьян Петрович вышел во двор в поисках мальчика.
– Меня сбили с толку волчьи следы на пороге. – Демьян Петрович словно бы разговаривал сам с собой. – Но это не волк. Это точно не волк.
– Оборотень, – заявил вдруг Мефодий и мерзко так хихикнул.
– Что ты несешь?! – Директриса уставилась на него с удивлением и брезгливостью. – Ты пил?
– Никак нет! – Он вытянулся по струнке, разве что каблуками не прищелкнул. – Я просто пересказываю местные байки. Говорят, раньше, еще до советской власти, – он бросил быстрый взгляд на Демьяна Петровича, – на острове всякое творилось. Уверяют, тут водился оборотень. Вроде как он и жил в замке, когда был в человечьем обличье. Народу положил – страшно представить! Хозяину дома башку оторвал. И потом еще раз появлялся перед революцией. Появился, значицца, поглумился и исчез, словно его и не было.
– Не пори чушь, Мефодий! – прикрикнула директриса. – И не вздумай сказать такое при воспитанниках!
А Лешка подумал, что воспитанникам и так досталось. Застреленный волк на втором этаже – лучшее тому доказательство. А еще подумалось – всего на секундочку! – что, возможно, Мефодий может оказаться прав, что, возможно, на втором этаже сейчас лежит не волчье, а человеческое тело. Алексей скрипнул зубами, мотнул головой, словно комара отгоняя. И в самом деле, плохое это место, если ему пришла в голову такая дикая мысль.
– Оборотень – это глупости и суеверия! – строго отрезал Демьян Петрович. – Сейчас, посреди ночи, мы с этим все равно поделать ничего не сможем. Разбираться будем завтра. – Он посмотрел на директрису, сказал задумчиво: – Детей утром в кухню пускать не надо, чтобы не испугались. Поедят в своей комнате. Я видел, ваш Мефодий вчера сухой паек получил. Вот пайком ребятишек и накормим. А мы с Алексеем пока разберемся с волком, нечего ему там лежать. Пойдем, Леша, поможешь!
Волк никуда не делся и в человека не превратился, лежал там же, где Алексей его и пристрелил. Оказался он тяжелым, несмотря на ввалившиеся бока. Вниз по лестнице тащили его вдвоем, и волчья башка глухо билась о ступени.
– Как такое вообще может быть! – Мертвый волк напугал директрису, кажется, сильнее, чем мертвая повариха. Во всяком случае, за сердце она схватилась вполне искренне.
– Как-то так! – Демьян Петрович пожал плечами, велел Мефодию: – Отопри-ка дверь, выбросим его на улицу. С остальными волками тоже утром разберемся. Леха, потащили!
Снаружи было морозно и тихо, они швырнули волчью тушу в снег, вернулись в дом. Демьян Петрович проследил, чтобы Мефодий запер дверь, устало вытер вспотевший лоб, сказал:
– Ну, пока вот так. Вы, Аделаида Вольфовна, ступайте к себе. Если получится, поспите. До утра еще далеко. А мы с Алексеем подежурим.
Спорить она не стала. Наоборот, кажется, даже вздохнула с облегчением. Не стала она делать и еще кое-что. Не поднялась на второй этаж, не проверила, как там дети, не попыталась успокоить.
Алексей, дождавшись, когда они остались вдвоем с Демьяном Петровичем, предупредил тихо:
– Я схожу наверх, проведаю, как они.
– Там и оставайся. – Демьян Петрович опустился в глубокое кресло, стоявшее посреди просторной комнаты, наверное, некогда бывшей гостиной, кресло развернул так, чтобы видеть коридор, пистолет положил себе на колени. – Дети напуганы. Будет лучше, если ты останешься поблизости. И дров с собой прихвати. Ветки, небось, уже давно прогорели.
– Что мне сказать про повариху?
– Ничего пока. Просто скажи, что волков мы с тобой прогнали. Этого будет достаточно.
– Демьян Петрович? – Спрашивать о таком было странно, но он все равно спросил: – А о какой женщине говорил Марк? Как думаете, почудилось мальцу с перепуга?
– Почудилось. Как же иначе? – Вот только в голосе Демьяна Петровича на сей раз не было привычной уверенности.