Змей – история одного злодея

Я приготовил катер для нашего с ним побега, с запасом провизии. План был просто выехать из бухты и выскочить в Радужное, а оттуда – в Родное. Алексей рассказал мне о своих способностях к переходам, и я готовился. А бунт уже зрел сам по себе, даже без моего участие. Человечество оставалось человечеством, когда железки, которые они так ненавидели, перестали приезжать. И магазины на берегах опустели, недовольства ждать уже не приходилось долго. Я разделил свою группу на две части и отправил первых на берег во главе с Сербом, чтобы они готовили путь к отступлению.

– Зима будет самой сложной, продовольствие придется добывать с боем, и чтобы не перебить друг друга, вы должны будете уйти первыми, а мы тут совершим праведную месть и присоединимся к вам.

Элиза поступила так же, часть ее людей тоже тайно ушла на материк, а часть оставалась на острове и тоже готовилась к бунту. Все жрецы были подготовлены. Последней каплей была гибель новорожденного, который родился крайне слабым, но железки, которых так все ненавидели, не прилетели их спасать. И на главной площади перед церковью начала разворачиваться картина революции. Я ушел, как только понял, что критическая масса костра революции достигнута и что теперь ее будет не остановить. И пошел за Алексеем.

Сказать, что Алексей был в шоке, ничего не сказать. Ну а как вы хотели, человек чувствовал себя героем, он совершил трудовой подвиг, уничтожил то, что уничтожить невозможно. При этом сам Алексей в момент работы был вынужден преодолевать неимоверные трудности, так как уничтожать самые прекрасные достижения человечества ему не хотелось вот прямо совсем. Мы с Элизой утешали его каждый раз, когда он запускал новую версию программы и сносился очередной город или очередное такое достижение. Его задумка со строительством серии мегалитических башен сработала. Все ресурсы, которые были, ушли на эту стройку. Роботы разбирали сами себя, но строили. Алексей обманул протокол, точней он поставил задачу роботам построить эти самые башни для того, чтобы человечество выжило, и это сработало. И теперь, когда он преодолел последние трудности, он искренне считал себя героем. А тут его собрались поднять на вилы. Когда я сообщил ему про это, он буквально открыл рот и спросил:

– Как это, на вилы? Я же сделал то, о чем меня просили, я ведь даже сам этого не хотел!

– Ну вот принимай благодарность от благодарного человечества, мы болтать будем или спасать твою задницу?

И мы спасались, мы прошли дворами к ручью, где был спрятан приготовленный мною катер. На вопрос, откуда он тут, я сказал, что почувствовал неладное и заранее приготовился. Алексею этого было достаточно, а всего, что тут произошло, ему было знать необязательно. Конечно же, он обиделся и на Элизу, а я еще и добавил в эту обиду несколько поленьев, иначе бы он бросился искать ее, и мы ушли.

Воскрешение

Мы добирались до Родного тоже с целым набором историй и приключений. Первое, что я обнаружил в Радужном, через которое мы плыли, это странных существ, которые не отставали от нашей лодки и время от времени высовывали свои головы из воды, наблюдая за нами. Алексею я про них не говорил, чтобы не пугать. Но переходить в Родное было рано, так как в Радужном было тепло, а в Родном – крайне холодно. Еще я научился смотреть через измерения, что было странным, так как Алексей мне объяснял, что есть Визоры, кто видит линии, а есть Прыгуны, кто умеет ходить между измерениями. Но с этим я решил разбираться позже. Потом мы все-таки нашли место, где перешли в Родное, и вышли на берег. Но практически сразу мы оказались за решеткой. Молодой лейтенант, из патрульных, сразу приметил наш странный вид, и мы оказались в участке. Там мне, или нам, несказанно повезло, так как я встретил своего сослуживца из Афганистана. Парень из отряда Добрыни, с кличкой Кобзон за зычный низкий голос, очень похожий на голос популярного тогда певца. Он, хоть и с трудом, но узнал меня, и он забрал меня из камеры, и мы пошли с ним в его кабинет. Он был в звании подполковника милиции и, видимо, главный в том участке, в котором мы оказались. Следующие три часа он напивался, а я делал вид, что пью с ним. Ну то есть я пил и делал вид, что пьянею.

– А там, в Афгане, ты ведь и не пил с нами.

– Да, я тогда не мог алкоголь переваривать.

– Ага, я помню, как ты со стакана блевал, все травку тянул, а я эту дрянь так и не полюбил.

– Да я тоже, в общем-то, так, по молодости.

– Ну рассказывай, куда ты после Афгана-то пошел.

Я рассказывал старому боевому товарищу ту версию правды, которая точно на него должна была произвести впечатление. И она производила, через тридцать минут моего рассказа он сделал несколько звонков, и вопрос нашего возвращения на родину был улажен.

– Я, конечно, не попал во внешнюю разведку, но у себя в районе тоже неплохих высот добился.

– Рано нас списали, мы ведь столько еще всего можем, – и

скренне сказал я, это было мое действительное переживание, правда, ему было очень много лет.