Змея, крокодил и собака (ЛП)

Повар Сайруса был среди тех, кто согласился остаться с нами. Я могла только предположить, что Сайрус подкупил его чем-то из ряда вон выходящим, поскольку хорошие повара с лёгкостью находят работу, не намереваясь терпеть условия, подобные тем, в которых он трудился.

Я кипятила чай на костре, когда Чарли появился в лагере. На бедного молодого американца стоило посмотреть. Его рубашка была такой мокрой, будто он стоял под водопадом, а с волос капало.

– Ну, как всё прошло? – весело осведомилась я. – Вы, наверное, работаете над планом гробницы?

– Частично, – прохрипел Чарли усталым и пыльным голосом. – По-моему, теперь я испытал все возможные виды археологии. Если профессор...

Он был прерван самим профессором, который вернулся после осмотра лагеря. И набросился на нас, размахивая каким-то предметом, как дубинкой. Было так темно, что я не могла понять, что это за предмет, пока Эмерсон не приблизился к огню.

– О чём, чёрт возьми, вы думали, Вандергельт? – потребовал он, толкнув винтовкой – ибо это была она – прямо в лицо Сайруса.

– Ради всего святого, Эмерсон, уберите её! – воскликнула я в испуге.

– Не заряжена, – сказал Эмерсон, отбрасывая её прочь. – Но там лежат боеприпасы и ещё полдюжины винтовок. Какого дьявола...

– Если вы дадите мне такую возможность, я отвечу вам, – ледяным тоном прервал его Сайрус. – Никто не заставляет вас носить шестизарядный револьвер, но я буду болваном, если пренебрегу такими очевидными средствами самообороны. Это винтовки «Маузер Гевер»^[208]

, с 7,92-миллиметровыми патронами и обоймой на пять зарядов. Меткий стрелок, которым я являюсь, может снести человеку голову на расстоянии двухсот ярдов. И если я увижу незнакомую мне голову, то поступлю именно так – с вашего разрешения или без него.

Зубы Эмерсона блеснули в свете огня.

– Я уверен, что ваша речь произвела большое впечатление на дам, Вандергельт. Меня она не тронула, но это и не было вашей целью, не так ли? Надеюсь, со зрением у вас всё в порядке. Было бы жалко, если бы вы случайно по ошибке застрелили Абдуллу или меня.

Услышав скрежет зубов Сайруса, я поспешила вмешаться:

– Прекратите ссориться, будьте так любезны. Скоро будет готов ужин. Отправляйтесь мыться.

– Да, мамочка, – ответил Эмерсон. У него были очень большие и очень белые зубы. Свет фонарей, отражавшийся от их поверхности, выглядел довольно жутко.

Берта ускользнула, чтобы помочь повару. Когда группа снова собралась, настроение несколько улучшилось – я, прежде всего, имею в виду характер Эмерсона – а превосходная еда привела всех в состояние приятного расслабления ума. Относительно любезно мы сравнивали записи о сегодняшних достижениях и обсуждали планы на завтра. Единственная неблагозвучная нота принадлежала Эмерсону (кому же ещё?), который спросил, почему я валяюсь возле костра, а не сортирую сделанные мной копии.

С совершенным спокойствием я ответила:

– В таких условиях невозможно выполнить эту работу надлежащим образом. Свет недостаточен, нет плоской поверхности, достаточно большой, чтобы разложить на ней все бумаги...

– Чушь, – бросил Эмерсон.

Вскоре зевки и затянувшееся молчание прервали беседу, и я распорядилась, чтобы все отправлялись отдыхать. Для большинства из нас этот день был долгим и трудным.

Берта совсем не обрадовалась, узнав, что ей придётся разделить палатку со мной. Она не произнесла ни слова, будучи крайне молчаливой – по крайней мере, в моём присутствии – но отчётливо проявила свои эмоции без малейшего звука. Сняв только верхнюю одежду и покрывало, она завернулась в одеяло, и через несколько минут равномерное дыхание подтвердило, что она заснула. Я намеревалась задать ей несколько вопросов, но чувствовала себя необычайно уставшей. Веки неодолимо смыкались…

Сколько мне понадобилось, чтобы осознать неестественность такой сонливости – не могу сказать. Я весьма устойчива к снотворным и гипнозу, и считаю, что это – результат не столько физической невосприимчивости, сколько неких особенностей моего характера.

В течение неопределённого времени я лежала в полуоцепенении, дремала и вновь просыпалась, слыша, как низкие голоса рабочих и стук поваренных горшков постепенно сменяются тишиной. Кажется, полночь уже миновала, когда бессонный страж, обитающий внутри моего мозга, наконец-то подал голос.

– Это не обычный сон! – воскликнул он. – Заставь себя проснуться и действуй!

Легче сказать (или подумать), нежели сделать. Мои конечности были такими же вялыми, как бескостные щупальца. Но спасение находилось под рукой. Я уже использовала его раньше в аналогичной ситуации, и, благодаря перестановке мебели в палатке из-за добавления лежанки для Берты, всё моё снаряжение находилось поблизости. Достаточно было протянуть руку.