Змея, крокодил и собака

Уверена, что могу искренне утверждать: меня никогда не пугали ни опасность, ни тяжёлая работа. Из этих двух я предпочитаю первую. Будучи единственным незамужним потомком моего овдовевшего и крайне рассеянного отца, я отвечала за ведение домашнего хозяйства, что, как известно каждой женщине, является самым трудным, самым недооценённым и самым низким (т.е. не оплачиваемым) из всех видов труда. Благодаря вышеупомянутой рассеянности моего родителя по отцовской линии, мне удалось избежать скуки с помощью таких неженских занятий, как изучение истории и языков, поскольку папа никогда не обращал внимания на то, что я делаю, пока еда подавалась вовремя, одежда была чистой и выглаженной, а его самого не беспокоили по каким бы то ни было причинам. По крайней мере, я не тосковала. Но, сказать по чести, мне не с чем было сравнивать мою жизнь, равно как и не имелось никакой надежды на лучшую. В те годы, завершавшие девятнадцатый век, брак казался мне не альтернативой, но заменой комфортабельной кабалы на абсолютное рабство – во всяком случае, я так считала. (И до сих пор придерживаюсь подобного мнения в отношении большинства женщин.) Моя судьба оказалась исключением, только подтвердившим общее правило; и если бы я знала, какие невероятные наслаждения и невообразимые радости суждены мне в будущем, узы, которые лишь раздражали меня, стали бы поистине невыносимы. Они сковывали меня до тех пор, пока смерть бедного папы не превратила меня в обладательницу скромного состояния, и я отправилась воочию увидеть древние памятники, известные мне только по книгам и фотографиям. На древней земле Египта я, наконец, поняла, чего мне не хватало в жизни – приключений, волнений, опасностей. Работы, ставшей целью всей жизни, работы, для которой понадобились все мои незаурядные интеллектуальные способности. И, конечно, дружбы с этим замечательным человеком, который был предназначен мне, как и я – ему.

О, эти безумные поиски! О, эта непрестанная погоня! О, этот необузданный восторг!

* * *

Дойдя до этого места, некий предубеждённый издатель заявил мне, что я иду по ложному пути. Он утверждает: если автор хочет привлечь внимание своих читателей, то должен начать со сцены насилия и /или страсти.

– Я упомянула… ммм… необузданный восторг, – сказала я.

Редактор любезно улыбнулся мне.

– Поэзия, да? Мы не можем позволить себе поэзии, миссис Эмерсон. Она замедляет повествование и смущает Заурядного Читателя. (Это таинственное существо всегда упоминается предубеждёнными издателями со смесью снисходительности и суеверного благоговения; отсюда и мои заглавные буквы.)

– Нам нужна кровь, – продолжал он с нараставшим энтузиазмом. – Реки крови! Вы справитесь с лёгкостью, миссис Эмерсон. Ведь вам множество раз приходилось сталкиваться с убийцами!

Я не впервые просматривала свои дневники и путевые записи, намереваясь опубликовать их, но никогда раньше не заходила так далеко, чтобы общаться с редактором, или как там ещё эти особы называются. Пришлось объяснить: если бы взгляды моего собеседника отражали мнение всей издательской отрасли, то этой отрасли пришлось бы прозябать без Амелии П. Эмерсон. Как я презираю характерные для современных литературных произведений дрянные трюки, цель которых – максимально шокировать читателя! Как опустилось благородное искусство литературы за последние годы! Вместо изящного, упорядоченного, неторопливого изложения внимание читателя привлекают изображением самых ничтожных и наиболее мерзких человеческих инстинктов.

Издатель удалился, качая головой и что-то бормоча об убийстве. Мне было жаль разочаровывать его, ибо он был достаточно приятным человеком – для американца. Я надеюсь, что это замечание не обрушит на меня обвинения в шовинизме: у американцев много замечательных черт характера, но литературный вкус к ним не относится и попадается довольно редко. Если мне снова придётся пройти через эту процедуру, я буду советоваться с британским

издателем.

* * *