Довериться? Тому, кто с ней с поступления не разговаривал практически? Тому, кому с какой-то стати (только по его словам) доверился её отец? Чернота внутри свернулась в прохладный клубок, изредка выпуская коготки — ей парень нравился. Будет СПРАВЕДЛИВО дать ему шанс. Зашипела тихо, перекидывая косы за спину, и потянулась, растягивая затекшие от долгого сидения мышцы.
— Зачем тебе это, Киоран? — спросила уже без улыбки. — зачем пришел, когда моей сестры нет рядом?
— Она знает, что такое долг. Дитя Зеленого короля прекрасно это осознает. Ты плохо знаешь свою сестру, Рин-э, — вздрогнула. Откуда он знает это имя? — А мне… ты похожа на меня. Такая, каким я был… давно, по моим меркам. Несмотря на трудности, ты росла у матери, под её защитой и покровительством, а мне пришлось рано повзрослеть. Так идешь?
В чужих глазах на миг мелькнул маленький мальчик — безумно одинокий и настолько же ожесточившийся. Преданный ребенок, лишенный любви и тепла. Так несправедливо… так хочется исправить…
— Не стоит меня жалеть, — резкое, — руку, иначе опоздаем к отбою.
Она вложила свою руку в его, чувствуя, как они провалились в искристо-синюю воронку переноса. Только перед глазами стояли почему-то холодные льдинки серебряных глаз со змеиным зрачком. Глупости, одним словом.
От длинного перехода замутило. Нога проехала по чему-то противно-скользкому, Рин поскользнулась, чуть не упав, но чужая рука цепко ухватила за плечо, удерживая от падения.
— Осторожно, — Киоран был сосредоточен и хмур, кутаясь в просторный теплый плащ.
Рин наконец смогла оглядеться, только ещё раньше, чем она это сделала, ноздрей коснулась вонь, какая бывает от грязных тел и неубранных отходов. Она уже начала отвыкать от этих запахов, казалось, в Империи и не было никакой неустроенности, бедности, горя… Да, ей так только казалось.
Серая грязная улица, усеянная кучками мусора. Маслянистые пятна на земле, от которых исходит странный затхлый запах. Не дома — лачуги, с покосившимися крышами, без заборов и иногда даже без дверей, прелая солома, помятые жестяные ведра. И обреченность. Она висела в воздухе, читалась без слов, отпечатываясь на лицах людей. Только люди ли это были? Руки-палки. Впадины вместо глаз, длинные хвосты, что без сил волочатся по земле, облезшая чешуя. Здесь были только иршасы — никаких других рас. В горле стал ком, мешая дышать, даже сглотнуть было трудно — словно весь воздух мигом перекрыли.
— Страшная картина, верно? — на лице юноши не отразилось ничего. Пустота — почти такая же, что таилась на дне глаз наследника, хищная, всеобъемлющая, рядом с которой она действительно чувствовала себя беззащитным ребенком. — Это Впадина, магически огороженная территория отверженных. Здесь есть и кварталы других рас, но этот — наиболее жалок.
— За что? — сухие губы шевелились почти беззвучно, но некромант понял.
— Кого за что. Кого за дело, а кому-то просто не повезло. Сюда не ссылают за политические преступления, нет. Это живое кладбище для тех, кто предал свой род. Осквернил, убивал его членов, предавал. Заключил брак против воли Главы. Женщина — если изменила мужу, родив чужого ребенка. Не думай, многие здесь не стоят твоей жалости — они действительно предатели и подонки, уже едва ли нормальные. Но… бывают исключения. Ошибки. Смертельные, — он помолчал, бездумно глядя на копошащегося в грязи иршаса, который что-то вылавливал острыми длинными когтями. — Первый советник бросил сюда мою мать, решив, что она изменила ему. Я совсем не похож на него.
— А она не изменяла? — спросила осторожно, боясь разрушить ту странную хрупкую нить доверия, что внезапно возникла между ними.
— Нет. Она слишком любила его, он полностью подмял её волю под себя. Она умерла здесь спустя несколько дней — я был слишком мал и ничем не мог ей помочь. Для тех, кого сюда отправляют, уже нет выхода.
Она сжала чужую ладонь, неловко касаясь второй его плеча. Не умеет утешать, что поделать. Что тут вообще можно сказать?
— Только речь не об этом, Дейирин. Их отсекают от родовой магии, а это — смерть. Медленная и мучительная. А если речь идет о тех, кто презрел свои обязанности, обкрадывал род, обманывал или оболгал другого… сама Сила накладывает на них свои печати. Сами боги наказывают их.
«Как же, наказывают… урывают себе жалкие частицы, высасывая отверженных», — злое шипение промелькнуло на грани сознания и исчезло.
— Без магии Рода мы мертвы и беззащитны, бессильные игрушки. Те пустышки, что забывают о том, что такое честь и долг аристократа, быстро оказываются здесь. Но и зарвавшийся Глава рода тоже может однажды здесь очутиться… — раздвоенный язык промелькнул меж клыков, пробуя воздух.
— Ненавидишь его? — в голове мелькает прошлое видение.
— А ты как думаешь?
Она не успела ответить. Сила заворочалась, жаля, распустила ядовитые черные щупальца. Заставляя сердце судорожно трепыхаться в груди. Киоран явно почувствовал, напрягся, резко положив руку ей на талию.